Наследие Артанов

Отъезд наш стал для города, в который все больше и больше превращалось некогда совсем уж убогое поселение, самым настоящим праздником. То ли мы всем уже так надоели, что от нас просто не терпелось избавиться, то ли расстарались пиар-менеджеры Корятина, придав нашему отъезду ореол этакой романтической значительности – не знаю. Но проводы и правда вышли, что надо, плавно перетекая из грандиозной попойки в торжественное прощание с криками «ура!» и слезами на глазах у особ наиболее впечатлительных. Дамы нам махали платочками, мужики своими заскорузлыми «граблями», в которые превратились их руки от ежедневных тяжких трудов. В общем, мы с Геннером были довольны. И только Виталина, не сдержавшись, презрительно фыркнула, когда одна из распутных дочурок Корятина, черноволосая Виолетта, подбежала к фургону и крепко меня обняла, приложившись поцелуем к побритой, по такому случаю, щеке.

В какую сторону ехать споров у нас не возникло. Автострада, найденная нами в первый же день нахождения на этой планете, завладела умами всех, а потому Геннер без лишних разговоров направил лошадей налево – туда, где сквозь грязь, подмерзшие лужи и земляные наносы местами проглядывала ее серебристая поверхность.

Сейчас мы сидели на козлах все втроем и молчали. Разговоры вести не хотелось. Да и о чем разговаривать? Хорошее настроение постепенно истаивало, плавно переходя из праздничного к созерцательному. Кто знает, что с нами будет дальше? Кто знает, куда мы сейчас едем? Что мы там встретим, на конце своего пути? И зачем? «Зачем?» – Знаю только я. Я лично ищу свою дорогу. Дорогу к Эльвианоре. Быть может, она уже и вышла замуж за своего Крекопессия, как хотел ее настойчивый папаша, да только что-то очень уж я в этом сомневаюсь. А вот зачем со мной едут эти двое? Впрочем, после того как Виталина, как и обещала, рассказала мне все, что знает по поводу моего лингвина, завеса этой тайны несколько приоткрылась. Оказалось, что все очень просто: мой симбионт-лингвопереводчик, дражайшая Антонина Семеновна, принадлежит к виду, некогда покорившему более чем восемьдесят процентов галактики и уничтожившему всю цивилизацию древних Артанов, в то время весьма развитую.

«Ланиты» – так называла себя в прошлом эта паразитическая форма жизни. У самок-ланитов жизненный цикл практически никогда не прекращается, они абсолютно бессмертны и могут существовать вечность, исключая разве что случаи насильственного умервщления или гибель своего носителя до того, как они успеют покинуть его тело, переходя в носителя другого. А «лингвинами» они стали называть себя гораздо позже и, начав позиционировать себя в роли простых лингвопереводчиков, искусно принялись скрывать остальные свои навыки и умения. Теперь, когда благодаря такой хитроумной политике буквально каждый житель галактики просто мечтал о том, чтобы в его мозг внедрили лингвина, и даже готов был за это платить, надобность захватывать, колонизировать и уничтожать миры, неподвластные ланитам, полностью исчезла.

Дааа, такие вот невеселые дела получаются. Так вот почему Виталина так долго молчала, скрывая от меня эту информацию! Ведь не дай Бог, стоило мне проговориться кому-то из Усопших или простых Перерожденных, исключая разве что Всепрощенных, которые все как один были в курсе, и меня непременно бы убили, поскольку страх перед древними смертельными врагами оказался бы сильнее доводов разума.

А Виталина с Геннером? Почему они всегда со мной? Ведь они даже свой народ покинули только ради того, чтобы постоянно находиться рядом! Ответ напрашивается только один: Совет Всепрощенных приказал им следить за Антониной Семеновной и в том случае, если это будет необходимо – уничтожить ее носителя, то есть меня.

– О чем ты думаешь? – Виталина, пригревшаяся на моем плече, заелозила, меняя положение ног.

– О том, что у меня в голове.

– Не думай об этом. Самка лингвина теперь совсем не опасна.

– Я знаю. Но и раньше что-то особых бед у меня от нее не было. Даже наоборот: она мне всегда и во всем помогала. Где делом, где советом. Если бы не она – я бы сейчас точно с тобой не разговаривал. Веришь?

– Раньше бы ни за что не поверила. А сейчас – верю. Ты странный! – Вынесла Виталина неожиданный вердикт и задорно улыбнулась. – Между прочим – она нас слышит. Как думаешь: что она сейчас скажет, если я верну ей обратно возможность разговаривать?

– А ты и правда можешь это сделать?

– Конечно. Смотри!

То, что произошло после, перевернуло все мои представления о том, как надо правильно, как с точки зрения грамматики, так и смыслового наполнения, выражать свои мысли, а также эмоции при помощи слов исключительно нецензурного содержания. Антонина Семеновна материлась так, как до этого не матерился никто ни в этой галактике, ни за ее пределами. Все сапожники, слесаря-сантехники, столяра, таксисты, завсегдатаи забегаловок и шашлычных, строители и даже дворники – все, все они сейчас бы просто сдохли от зависти, случись им услышать этот монолог, плавно переходящий в речитатив, бессвязные крики и бесконечные уверения в моей черной неблагодарности.