– Уж не думаешь ли ты, что ты один такой умный? Войско, которое выступило с нами, всего лишь третья часть одной великой армады. Остальные воины заранее выступили другими дорогами и очень, очень скоро весь город и так окажется в плотном кольце, выбраться из которого будет не под силу даже Усопшим с их богопротивным оружием. Нашей же задачей является окружение юго-восточной части центра города, чем мы как раз сейчас и займемся, так как ты правильно заметил, что улицы этого города действительно очень узки и по запутанности своей напоминают скорее крысиные лабиринты. Вопрос сейчас в другом: а надо ли нам, чтобы Усопшие ушли? А что, если ты ошибаешься, и скверна действительно находится в их душах, а не в одном из каких-то сокрытых подземелий, которых полным-полно нарыто с незапамятных времен под этим рассадником гордыни и разврата? Что скажешь? Где гарантия того, что ты прав?
Ну вот, опять двадцать пять! Да уж, дилемма. Попал, так попал, что называется. Я уже начал было отчаянно искать выход из создавшегося положения, но вдруг внезапно вмешалась Виталина:
– Всепрощенный Ктарах, верите ли вы брату своему, Всепрощенному Рину так, как верите самому себе? Давал ли он вам повод хоть раз усомниться в том, что помыслы его чисты, как чисты помыслы Господа нашего, Иннииша, и речи его правдивы, что он никогда не осквернит язык свой ложью, даже в том случае, если это будет стоить ему жизни? Остальные члены совета, верите ли вы брату своему, Всепрощенному Рину?
– Верим, верим, верим… – один за другим стали раздаваться тихие возгласы. Не остался в стороне даже Ктарах:
– Верю. – Протянул он вместе со всеми. – У нас с братом Рином есть конечно определенные разногласия, но…
– Девочка моя, будь добра, объясни нам, что ты хотела донести до нас своей речью? – Сам Рин был безмерно удивлен. Даже левая щека его стала подергиваться нервным тиком.
– Всепрощенный Рин! Всем известен дар ваш, вы один из тех немногих, кто умеет читать чужие души. Все помыслы, даже самые сокровенные, все события, хранящиеся в памяти любого, даже самого скрытного существа, для вас, что раскрытая книга. Я понимаю, что вы считаете свой дар греховным, но посудите сами: стал бы Иннииш одаривать кого-то из Всепрощенных нечистым даром?
Рин долгое время молчал, обдумывая слова юной Всепрощенной. Наконец губы его раздвинулись, и он нехотя произнес:
– Значит, ты хочешь, чтобы я…
– Да, я хочу, чтобы вы прочитали мысли путника между мирами и сами убедились в том, что все то, о чем он нам говорил – истинная правда. Илья, вы не против?
– Я согласен.
– В таком случае, давайте начнем прямо сейчас. Воины волнуются, им не терпится начать сражение. Есть большая вероятность того, что начнется смута, так как решение совета о проведении переговоров с Усопшими пришлось по душе далеко не всем.
– Хорошо, начинайте. Я готов.
– Тогда подойди ближе, путник между мирами. Закрой глаза… – Голос Рина зазвучал настолько гипнотически, что мои ноги сами по себе выполнили его команду, а затем… время словно остановилось, застыло, и вся моя жизнь замелькала перед глазами кадрами ускоренной кинохроники.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мне позволили, наконец, очнуться. Очнуться и встретиться глазами с Рином, лицо которого было белее мела. Не лучше выглядел и Ктарах, и остальные члены совета. Не знаю, что он наговорил им, но только одна Виталина почему-то умудрялась сохранять спокойствие.
– Как все прошло? – стараясь не выдать своего волнения, будничным голосом проговорил я.
За всех ответила Виталина:
– Все хорошо, Илья, вы можете идти. Мы с Геннером проведем вас к дому, в котором засели, расстрелявшие передовой отряд, Усопшие. Вы готовы? Хорошо себя чувствуете?
– Да, все нормально.
Прощание с членами совета вышло каким-то сумбурным, скомканным. Казалась, им не терпелось избавиться от моего присутствия как можно быстрее. Даже руки никто не подал, и это весьма настораживало. Прислушавшись к себе, я понял вдруг, что почему-то совсем не ощущаю присутствия Антонины Семеновны, и это меня настолько испугало, что я едва не закричал, лишь в последний момент умудрившись справиться с нахлынувшими эмоциями.
– Антонина Семеновна, где вы? – Тишина. Тишина и холод. Холод постылого одиночества. Как странно: раньше я и не понимал, насколько тесно сжился со сварливым призраком безвременно почившей тещи, облик которой по причине полной совместимости характеров приняла самка лингвина. В голове пустота: никто не пилит, никто не говорит, что и когда тебе следует делать, пересыпая нравоучения и подначки крепкими матерными ругательствами. И это страшно. Страшно настолько, что хочется закрыть глаза, отрешившись от реальности ради того, чтобы назвать ее сном.
– Что вы со мной сделали?
– Ничего. – Виталина почему-то отводит взгляд, стараясь смотреть куда-то в сторону. Мы сворачиваем за угол и бредем по каменному крошеву, в которое превратилась одна из стен. Из-за угла следующего здания, сохранившегося чуть лучше, чем предыдущее, выныривает знакомая фигура, и я узнаю в ней Геннера.