— О нет, до невиновного ему далеко! Этот поселок, завод, сама схема утилизации тел — это наверняка его гениальные идеи. Но он не похож на человека, который настолько болен, что будет создавать скульптуры и картины из костей и кожи.
— Но ведь он идеально подходит!..
— А когда это в расследованиях все было идеально? Честно говоря, я насторожилась, когда он начал подходить под нашу версию слишком хорошо. Но теперь я все больше убеждаюсь, что он не Скульптор. Он человек, который прикрывает Скульптора.
Леону хотелось спорить с ней, потому что само это утверждение отнимало у них долгожданную победу над серийным убийцей. Но спорить не получалось. Он ведь тоже встречался с Романовым, смотрел ему в глаза. Это был безжалостный человек, расчетливый, однако вменяемый даже в своей жестокости.
Устав наматывать круги по комнате, Леон опустился на диван напротив кресла, в котором сидела Анна.
— Я вообще не понимаю, как кто-то может сотрудничать с таким уродом, — вздохнул он. Ладно он сам вообще ничего не понимает или все понимает по-другому. Но они-то нормальные!
— Ты слишком романтизируешь людей — как будто в нас по умолчанию заложены дружба, равенство и братство. А люди разные. Если тебе так уж хочется удивиться этому миру, имей в виду: Эд Гейн прожил после ареста достаточно долгую жизнь — и вовсе не во всеобщей ненависти.
Может, и следовало удивиться, да сил больше не было. Эд Гейн жил и умер давно, а у них тут преступник, которого, возможно, даже не поймали! И все равно остаться равнодушным он не смог. Потому что это сейчас, когда о преступлениях и преступниках многое известно, Гейн считается одним из многих. Да и то привлекает внимание! А тогда, в маленьком городке, который ничего подобного не видел, он был монстром.
Когда его поймали, его следовало немедленно казнить. Раз уж этого не сделали, могли бы бросить в какую-нибудь темную клетку и никогда не вспоминать о нем. Однако все оказалось иначе.
— На первом суде Гейна признали невменяемым, — пояснила Анна. — Шизофрения.
— Думаешь, она?
— Думаю, что не только она. В любом случае, его направили на лечение. Через пару лет, когда его посадили на лекарства, комиссия признала его вменяемым. Был повторный суд, но приговор решили оставить в силе. Уже тогда стало очевидно, что Гейн проведет остаток дней за решеткой. И что ты думаешь? Никто его там не бил, не унижал, пальцем не тыкал. Сам по себе Гейн был тихим и вежливым человеком. Он много работал, всегда был учтив с персоналом, он пристроился помогать в больничные мастерские. Золотые руки. Тихий и покладистый — такой, каким вырастила его мамочка. Он был в больнице на хорошем счету до самой смерти от рака.
— Обалдеть, — поморщился Леон. — То есть, то, что он минимум двух женщин убил с особой жестокостью — про его брата вообще молчу, — и глумился над трупами, ни для кого не было важно?
— Одно из защитных свойств человеческой психики. Людям нужно видеть отклонение от нормы, чтобы ненавидеть его. Окровавленный труп, место преступления, орудие убийства. Тогда они в панике и жаждут справедливости, а порой даже превращаются в карающую толпу с факелами и вилами. Но когда преступления нет и перед ними вежливый старик, они возвращаются к мирному существованию. Это норма, она нужна. С Гейном была примерно та же история: увидев его логово, полное изуродованных трупов, даже опытный шериф не сдержался и напал на него. Но когда Гейн лишился возможности убивать и делать свои… хм… шедевры, когда его посадили на лекарства, он оказался милейшим человеком. Потому что люди, которым предстояло провести рядом с ним много лет, не могли думать о том, что он монстр. Им проще было восторгаться его мастерством, чем вспоминать, как именно он это мастерство приобрел. Только в фильмах маньяк очевиден. Это или бросающийся на всех психопат, или доктор Лектер с идеальными манерами и дикими глазами, или еще кто-то… особенный. Но Гейн особенным не казался, вот и весь секрет. Впрочем, даже когда речь шла о его преступлениях, не все его осуждали. Были и те, кто рвался заработать на его делах.
— Деньги превыше всего, — усмехнулся Леон. — На чем там можно было заработать? Я надеюсь, не его поделки продавали?
— Нет. Останки тел из фермы изучили, сфотографировали и уничтожили. Но осталась сама ферма. Ее выставили на аукцион, собирались продать и снова использовать. Вот только местные были недовольны тем, что рядом с ними сохранится дом пыток, и ферма сгорела.
— Случайно, конечно?
— Наказан никто не был — и никто не расстроился. Даже Гейн сказал, что это к лучшему. А вот его машину уничтожить не удалось. Ею занялся предприимчивый джентльмен по имени Банни Гиббонс. Он выкупил автомобиль, на котором Гейн перевозил, среди прочего, и трупы своих жертв.
— Зачем ему эта дрянь?
— Выставлять на карнавале. Он выставил — а люди платили за право посмотреть на машину. Многие платили! Смерть ужасает — но ужас привлекает. Гиббонс неплохо нажился на своем аттракционе, пока ему не запретили заниматься этим. Как видишь, смерть при определенном подходе бывает весьма прибыльна.