Наследие Хоторнов

— Личностный лейтмотив? — переспросила Макс у меня из-за спины. — Надеюсь, он звучит как «Смерть патриархату!».

— О, мне нравится! — одобрила я. — Давай заодно и выигрышные темы продумаем!

— Сидите ровно. — Сильные руки схватили меня за подбородок.

Лэндон прочистила горло.

— Не уверена, что это будет уместно, — произнесла она, мягко поглядев на Макс.

— Смерть патриархата всегда уместна! — заверила ее Макс.

— Посмотрите наверх, — скомандовала визажистка. — Сейчас глазами вашими займемся.

Ее тон не предвещал ничего хорошего. Стараясь не моргать, я стиснула зубы покрепче.

— Может, для экономии сил и времени вы мне просто скажете, что я должна говорить? — спросила я Лэндон.

— Нам необходимо, чтобы все поняли, что вы человек надежный и благодарны за великолепные возможности, которые перед вами открылись, а еще в хороших отношениях с семейством Хоторнов, и не собираетесь повергнуть в хаос вверенные вам компании с миллиардными оборотами, — Лэндон выдержала секундную паузу и продолжила: — Но как именно вы будете доносить эту мысль — дело ваше. Если я напишу вам сценарий, всем и будет казаться, что вы говорите по сценарию, так что, Эйвери, часть работы вам придется взять на себя. Подумайте, что вы можете сказать от себя об этом опыте?

Я подумала о поместье, о братьях, живущих здесь, о тайнах, которыми пропитаны стены дома.

— Это удивительное место.

— Неплохо, — одобрила Лэндон. — Что еще?

В горле встал ком.

— Жаль, что я не могу показать его маме.

Мне хотелось с ней увидеться. Я очень жалела, что у меня не было денег, когда она заболела, — никаких. И что теперь мне никак не расспросить ее о Тоби Хоторне.

— Вы на верном пути, — одобрила Лэндон. — Это точно. Но пока лучше не упоминать вашу маму.

Если бы я могла, я бы изумленно уставилась на нее, но в этот момент меня снова цепко схватили за подбородок, чтобы выровнять голову, и я опять уставилась в потолок.

Почему она не хочет, чтобы я говорила о маме?

* * *

Спустя пару часов меня облачили в лавандовое шелковое платье до колена с тончайшей окантовкой из черного кружева. Вместо туфель я оказалась обута в сапоги до колена — черные, замшевые, совершенно неудобные. «Дерзкая изюминка» — фирменная черта моего стиля.

Я по-прежнему думала о Лэндон — и маме.

— Я тут поинтересовалась темой, — сообщила Макс, когда мы остались наедине. — В общем, есть один таблоид, где постоянно публикуются статьи о твоей маме.

— И о чем они? — спросила я. Сердце тревожно застучало. Платье сидело на мне так туго, что наверняка видно было, как сердце колотится под кожей. Неужели пресса заподозрила, что мама солгала о том, кем был мой отец? Я отогнала прочь эту мысль.

— В статьях утверждается, что твоя мама жила под чужим именем, — Макс протянула мне свой телефон. — Пока что никто эти слухи не перепечатывает, так что это, возможно, полная мутотень, но…

— Но Лэндон не хочет, чтобы я рассказывала о маме, — закончила я за нее и прикрыла на мгновение густо подведенные глаза. — У нее ведь никого больше не было из родственников, — продолжила я. — Мы с ней всю жизнь были только вдвоем. — Вдруг вспомнились все нелепые догадки, которые приходили мне на ум, пока мы с мамой играли в «Есть у меня секрет». Мне ведь в голову не раз закрадывались подозрения о «тайном-агенте-живущем-под-чужим-именем».

— Звучит правдоподобно, — заметила Макс. — Тоби ведь тоже под чужим именем жил, так?

Этот вопрос всколыхнул море других — которых я старательно избегала. Как мама вообще связалась с сыном Тобиаса Хоторна? Знала ли она, кто перед ней?

Громкий стук в дверь вывел меня из задумчивости.

— Готовы? — спросила Алиса.

— А пропустить точно никак нельзя? — крикнула я в ответ.

— У вас пять минут.

Я посмотрела на Макс.

— У нас же с тобой один размер!

— И что? — спросила она. В глазах заплясали лукавые огоньки.

Я подвела ее к своему гардеробу, а когда распахнула двери, Макс ахнула от восторга.

— Одевайся, именинница! Одна я туда ни за что не пойду!

Глава 32

Самое просторное помещение в Хайтс-Кантри-Дэй называлось «общей залой». Зала эта походила то ли на холл, то ли на гостиную, но сегодня ее переоборудовали. Стены украсили золотыми занавесками. Вместо привычной мебели расставили десятки круглых столиков, покрытых шелковыми скатертями фиолетового цвета. Эмили очень его любила. В передней части комнаты на золотых подставках стояли две огромные картины: эскиз новой часовни от архитектора и большая фотография Эмили. Как я ни старалась на нее не пялиться — ничего не вышло.

Волосы у Эмили были песочно-рыжие, немного вьющиеся — и эти натуральные волны как бы передавали ее непредсказуемость. Невероятно чистая кожа, проницательный взгляд. Она была не такой хорошенькой, как Ребекка, но от ее улыбки невозможно было отвести взгляд.

Даже хорошо, что Джеймсона с Грэйсоном здесь нет, подумала я. Они ее очень любили, причем оба. Может, даже любят до сих пор.