Наследник

— После звонка Алевтины полночи не спал, — возбуждённо заявил Володя, когда они уселись друг против друга после дружеских объятий. — Глупость, но до меня вдруг дошло, что я не видел Женьку уже больше пяти лет. Скажи, насколько реально, что он вляпался в какую-нибудь сомнительную историю и теперь его нет в живых?

— Исключать конечно, нельзя. Но лично я в это не верю и поэтому стараюсь разобраться, — постарался успокоить Захарыч. — Каким образом он мог оказаться в районе Овчинниковской набережной, не представляешь?

— Это где за Новокузнецкой трамвай через мост переезжает? — Ума не приложу, — пожал плечами Володя. — Может знакомых встретил. Постой-ка, — он немного картинно обхватил крупными кистями рук поседевшие виски. — Раньше мы компанией в тех краях часто парились. Помню, как-то решили водки взять, а время уже позднее было. Женька зашёл в близлежащий магазинчик и вернулся с бутылкой. Потом бахвалился, что у него тут везде бывшие ученицы работают.

«Глупость какая-то, ведь с тех пор около четверти века прошло», — подумал Николай.

— Ладно, будем считать это вопросом на засыпку. Что за история с защитой? — поинтересовался он вслух. — Со слезой в голосе Аля назвала это чуть ли не главным источником всех дальнейших бед.

— В прошлом решил покопаться? Где аукнулось, там и откликнуться должно?

Захарыч пожал плечами:

— Мне больше по душе старый народный вариант: «Как аукнулось, так и откликнулось», а вот где, я и хочу понять…

— Ладно, тебе видней. Тогда давай по порядку: идей у него никто не крал, это он Алевтине своей мозги пудрил, — нахмурился Володя. — Как принято в таких случаях говорить: «Бог дал, он же и назад взял»… Кафедре тогда срочно требовалась новая тематика, Плесков первым ухватил её и принёс.

— Скажи, а как он собирался ситуацию потом разрешать? — поинтересовался Николай.

— Сначала не только он, никто вообще об этом не думал. Если б всё выгорело, учебной работы хватило бы на десяток лет вперёд. Молодым кость в виде диссертаций кинули бы и с глаз подальше. У нас такие истории сплошь и рядом, — пояснил Володя. — Основной зачинщик, который на принцип пошел, был как сам Женька, малый шебутной. Плесков помог ему устроиться, посадив, как водится, на крючок. Решил, что тот по гроб жизни обязан и безропотно будет пахать. Ну, а когда выяснение отношений достигло апогея, Женька поддался давлению своей благоверной. Алевтина бабенка амбициозная, она тогда всем уши прожужжала, не сегодня-завтра уже профессоршей себя видела, — Володя вздохнул. — Он стольких уважаемых людей подставил, а ведь, зная его баламутную натуру, несложно было предвидеть, что серьёзное дело доверять нельзя. Хотя, честно говоря, я и сам даже в мыслях не допускал, что в итоге всё такой серьёзной публикацией завершится.

— Не допускаешь, что Женька с аспирантом потом могли встретиться?

— И устроили разборку в Коломенском у обрыва.… Плесков, как порядочный человек, всё простил и выстрелил первым в воздух, а тот не промахнулся. Теперь труп зарыт на берегах Москвы-реки, — Володя хмыкнул. — Брось, было бы из-за чего копья ломать, да и для таких дел, у них кишка тонка. Плесков просто слабаком оказался, и в науке, и чисто житейски.… После всех этих дел Алевтина дождалась, пока сын институт закончит, и когда сообразила, что Лёшке дальше ничего не светит, вытурила Женьку из собственной квартиры под вздорным предлогом. Скандал вдвоём с матушкой своей ненаглядной закатили на весь подъезд. Тявкали при детях, как две осатанелые шавки, до сих пор в ушах стоит…

— А к матери или брату Плесков мог податься?

— Вряд ли! — пожал плечами Володя. — Что ему у них делать: как говорится, давно отрезанный ломоть. Брат у него профессор от медицины, уважаемый человек, семья, дети, а тут брат-неудачник вдруг на голову свалится. В провинции свой политес и свои порядки. Как-то после похорон отца, Женька, помню, жаловался: мать совсем одна осталась, надо бы к себе забрать и квартиру на Москву поменять, — он усмехнулся. — Алевтина сначала загорелась, а потом дала задний ход. Женькина матушка, дама строгих правил, и с ней никогда не ладила…

— Зря, надо было баб не слушать и меняться, сейчас, по крайней мере, свой бы угол был, — заметил Николай. Несмотря на лишние бытовые подробности, картина стала потихоньку проясняться. — Скажи, за границу он уехать не мог?