Вернувшись, не солоно хлебавши, мать долго не горевала и вскоре закрутила роман с молодым служащим. Жил он постоянно в Ташкенте, куда уезжал на выходных. Парень оказался добродушным и сообразительным малым, уговорив мать отпустить Таню в техникум учиться дальше. Поселилась она у бабки со стороны отца, и вскоре Ташкент вытеснил из её девичьей головки далёкую Москву.
Происшедшее затем землетрясение поставило с ног на голову не только сам город, сделав его на несколько следующих лет шумным и многоязыким, но и сознание его обитателей. Презрев многовековой уклад, во множестве заключались межнациональные браки, в которых местные красавицы теперь предпочитали играть главенствующую роль. Окончив техникум с отличием, Таня устроилась на авиационный завод. Здесь она через пару месяцев сошлась с немолодым уже инженером, у которого был осколок в лёгком. В Ташкенте инженер находился в долгосрочной командировке, а где-то в Подмосковье имел семью. Он был порядочный мужчина и тяготился неопределённостью ситуации, постоянно повторяя, что испортил ей жизнь. Когда у них родилась дочка, инженер выбил у заводского начальства комнату и даже хотел развестись с женой, но Таня этому воспротивилась. Она была не по годам рассудительна. На данном этапе сложившееся положение вещей её вполне устраивало, а шумный развод мог навредить его карьере.
Прожили вместе они недолго. Вскоре инженера вызвали за новым назначением в Москву. Перед отъездом он пообещал разобраться с делами и вызвать их с дочкой к себе. Уже дома осколок в лёгком внезапно пришёл в движение, и вскоре он скоропостижно скончался в одном из подмосковных госпиталей.
Оставшись одна с годовалой малышкой на руках, Таня поначалу растерялась. Но тут ей неожиданно помог отец, предложив, чтоб за внучкой присматривала его новая жена, у которой не было собственных детей. После мучительных размышлений Таня согласилась. Она осталась работать на заводе, по выходным навещала дочь, и постепенно всё улеглось.
Новый мужчина появился в однообразной Таниной жизни только к тридцати годам, когда в ней внезапно пробудилась дремавшая доселе чувственность. Это был мастер в цехе, моложе её на пару лет с примесью восточной крови. Таню он очаровал галантностью обхождения и страстью к западному кино. Дочь подрастала на чужих руках, родная мать в Арыси, несмотря на возраст, была ещё полна сил и крутила напропалую романы, и Татьяна, махнув на всё рукой, решила пожить для себя.
О Павлике она вспомнила, когда матери на старости лет вдруг захотелось с ним повидаться. К тому времени былая чувственность в их отношениях с мужем поиссякла. Он ухитрился завести ребёнка на стороне, и теперь мучил её и себя, то уходя со скандалами, то возвращаясь опять на коленях с огромным букетом цветов в руках. Сначала Татьяна это терпела, чувствуя невольную вину, но современный вариант двоеженства ей быстро поднадоел, и она стала всерьёз подумывать об устройстве своей жизни вдали от восточных обычаев.
При встрече на вокзале Павлик выглядел растерянным, как любой мужчина, примчавшийся по первому зову за тридевять земель и неожиданно получивший от ворот поворот. Татьяну неприятно поразила жесткость, с которой мать после ночного разговора буквально наутро выпроводила его. «Чего она добивалась? — Что откроет сыну глаза, и тот, отставив собственную семью, заберёт её к себе в Москву? Или глупо, по бабски, захотела отомстить всем и вся, что на склоне лет осталась одна?»… Как бы то ни было, Татьяна решила развеять миф о несчастной матушкиной судьбе и рассказала Павлику, услышанную от отца, истинную подоплёку событий.
Против ожидания, тот воспринял известие внешне спокойно и даже с некой долей иронии.
— Покойница баба Клава дала мне, слава Богу, не только имя, фамилию и отчество, но и на ноги поставила. А в остальном я матери не судья, — заметил он, немного помолчав. Потом стал с интересом расспрашивать Татьяну о личной жизни, и, узнав её историю, посвятил в отдельные перипетии собственной судьбы.
— Мы обязательно должны ещё увидеться. Думаю, теперь ты приедешь в Москву навестить меня, — улыбнулся он на прощанье, и улетел, казалось, навсегда.
Когда Татьяна уже и думать о нём забыла, полное отчаяния письмо перевернуло всё с ног на голову. В это самое время она затеяла съезжаться с дочкой, и ей пришлось ждать, пока та найдёт подходящий обмен. Зато теперь Татьяна могла полностью располагать собой.
…Туки-тук, туки-тук — деловито постукивали колёса. Грязно-жёлтая в трещинах земля с серыми пятнами солончаков тянулась, сколько хватало глаз, смыкаясь лёгкой дымкой на горизонте с помутневшим небом. Лишь беспрерывное движение вдыхало в эти безлюдные просторы жизнь. Остановись оно на мгновенье, и степь, кажется, поглотит тебя, растворив в одном из заполненных солью распадков. Ночью состав застрял на одном из безымянных разъездов и теперь всеми силами стремился наверстать упущенное.