— Я вас где-то уже видел, — прошептал он и попытался подняться.
В ответ она, молча, улыбнулась и приложила палец к губам:
— Ну, конечно, я Таня, сестра Павлика, помнишь? Только объяснять больше ничего не надо. Пока ты был в беспамятстве, всю свою жизнь успел рассказать. Мы в Москве, в больнице. У тебя от перенапряжения случился инфаркт, но сейчас дело пошло на поправку. Лежи, Женя, спокойно, я пробуду здесь, сколько нужно,… — Татьяна задумалась, с её лица сошла улыбка. — Теперь мой черёд. Раз уж так судьба распорядилась, расскажу тебе о человеке, чью фамилию теперь носишь.
XXIV
Ожидание развязки подобно морской стихии, не на шутку разгулявшейся на просторе. Гонимые свежим бризом, первые робкие волны прибоя с опаской лижут огромные валуны, разбросанные там и сям по изрытой кромке берега. На глазах их гребни поднимаются всё выше и выше, и, наконец, собравшись в единый огромный вал, заливают всё вокруг пенящимися водорослями. Когда же стихия отступает, мокрая поверхность в брызжущих солнечных лучах выглядит так обыденно, что подступает тоска…
После разговора с Софьей Захарыч долго не мог смириться с мыслью, что Женька так глупо и бездарно растворился в замоскворецких переулках. Когда же почти детская обида поутихла, до него внезапно дошло, что теперь сам находится в настолько двусмысленном положении, что нужно думать, как из него выходить. Рано или поздно могли появиться родственники и знакомые Женьки, которых он взбудоражил своими домыслами, и задать нелицеприятные вопросы. И что тогда: основываясь на зыбких показаниях Софьи, открывать дело? Худшего итога представить себе было невозможно…
Но судьба, дав ситуации перебродить и выстояться, решила напоследок смилостивиться над ним. Как-то очень поздним вечером, когда Захарыч благополучно дремал у телевизора, его разбудил телефон. Звонил молодой помощник Митина рыженький Серёжа:
— Мой приятель-гаишник на Горьковской трассе у поворота на Ногинск стоит, — начал он с места в карьер. — Так вот, он недавно засёк зелёную «четвёрку» с нашими номерами. Аккуратно проследил за ней, и даже адрес ногинский записал.
— А за рулём кто сидел? — буркнул спросонья Захарыч.
— Этого пока не знаем. Но после всего Митин уже в Москве такое нарыл, …короче, завтра едем в Ногинск, а по пути он сам расскажет.
— Ровно в 9.00 буду у вас, — не зная, радоваться или пока погодить, коротко ответил Николай и чуть ли не вприпрыжку помчался в кровать, чтобы как следует выспаться перед дорогой.
«Надо с собой кейс с паспортом прихватить на всякий случай, — подумал он. — Мало ли, как завтра выйдет»…
Приняв старт у Каширки, служебная «Волга» скоро пронеслась до кольцевой автодороги и устремилась к Горьковскому шоссе.
— В Балашихе на светофорах заминка выйдет, — извинительным тоном пояснил сидевший за рулём Серёжа, — зато потом пулей полетим.
Некоторое время все трое помалкивали. Серёжа следил за дорогой, а Захарыч с Митиным, расположившись на заднем сидении, сосредоточенно курили и изредка поглядывали друг на друга. Первым не выдержал Николай.
— Почему ты мне сразу всё не сказал? — небрежно поинтересовался он у друга.
— Не осмелился начальство беспокоить по пустякам. Так заело, что решил сначала сам всё выяснить, — хмыкнул Митин, — Надеюсь, Женькин паспорт ты с собой захватил? — Не вполне понимая, куда клонит приятель, Николай достал документ и раскрыл его на странице с фотокарточкой. — Прекрасно, — заметил Митин, — а теперь смотри, — он достал чью-то увеличенную отксерокопированную фотографию и положил рядом.
— Похожи, как половина выпивающих московских интеллигентов, — заметил Захарыч. — А этот кто?
— Владелец дома под Ногинском: Обнорский Павел Романович собственной персоной, — довольно ответил Митин. — Фотографию я, тайком от тебя, в архивах паспортного стола отыскал. Помнишь, дочка дворничихи утверждала, что встречала его раньше? — Николай недоумённо кивнул. — Она оказалась права. До прошлого года этот субъект всю сознательную жизнь проживал в Старом Толмачёвском переулке, и она вполне могла его видеть. Год назад соседи квартиру разменяли. Насколько я понял, последнее время Павел Обнорский жил отшельником: сын в Афгане погиб, а жена после этого умерла…
Тут «Волгу» тряхнуло на кочке. От неожиданности Захарыч чуть не прикусил язык и его вдруг осенило: «Неужели это тот самый Павел, которого в 70-х задержали на Павелецком вокзале? Встретились таки-таки.… Говорить или не говорить? — размышлял он, слушая гул ветра за окнами. — Не буду пока. Неизвестно, как на самом деле ко всему этому относится Митин»…
Повернувшись к приятелю, Захарыч встретил его изучающий взгляд.
— Выходит, Женька выдал себя за Павла Обнорского и сейчас живёт по чужим документам? — поинтересовался Николай невинным тоном. — Нечего сказать, выкинул фортель напоследок. А куда же, в таком случае, мог деться сам хозяин?
— Представить не могу. Вспомни середину 90-х: такое вокруг творилось, в страшном сне не приснится, — заметил Митин. — Если повезёт, и мы найдём Плескова, спросишь у него самого…