«Здесь, при свидетелях, миледи?» — сказал он. — “И при епископе?»
«При епископе-
Дункан возмущенно посмотрел на короля, но Келсон покачал головой, уже сформулировав ответ.
«Вы действительно верите, что стал бы принуждать Вас к свадьбе?» — спросил он мягко. — «Или что епископ одобрил бы это, или, что еще менее вероятно, принял бы участие в таком принуждении?»
«Вы оба — Дерини. Я не знаю на что вы способны.»
«Сидана, я не буду использовать
Она на несколько секунд склонила голову, ее плечи вздрагивали.
«Как насчет моих родителей?» — спросила она наконец. — «И моих братьев?»
Келсон поглядел на неподвижного Лльювелла и вздохнул. — “Я бы предложил Лльювеллу отречься от любых прав на престол Меары, о которых заявляет ваше семейство. Как только у меня будет его слово, я наделю его всеми титулами и имуществом, соответствующими его положению брата королевы.»
«А Ител? А мои мать и отец?»
«Я знаю, что Вы хотите от меня услышать,» — ответил он, — «но я не могу давать Вам ложные надежды. В любом случае, если мы намереваемся установить длительный мир, я должен убрать наследников, стоящих перед Вами, чтобы никто не мог оспорить право наших наследников управлять и Гвинеддом, и Меарой. Судьба ваших родителей и ваших братьев зависит от их дальнейших действий. Мне не нужны их жизни, но я не задумываясь возьму их, если это сможет спасти сотни, а, может быть, и тысячи других.»
«Я понимаю.»
Она медленно перевела взгляд на своего брата и безразлично уставилась в окно, опершись обеими руками на стекло и глядя на холмистую равнину за стенами Ремута, бело-бронзовую от заходящего солнца.
«Значит, у меня нет выбора,» — сказала она через несколько мгновений. — “Откажу я Вам или нет, мое семейство все равно обречено, как и моя страна. Мы выгодно расположены, но мы — маленькая страна по сравнению с Гвинеддом, и мы — люди, а не Дерини. Мы не можем сопротивляться могуществу повелителя-Дерини. Я давно об этом догадывалась. Наше дело было проиграно еще не начавшись, даже если моя мать не хочет признать этого. И я знаю, что часть моего семейства умрет, вне зависимости от того, что
«Тогда подумайте о своем народе,» — тихо сказал Келсон, вставая рядом с ней и желая, чтобы у него была возможность предложить ей что-то лучшее. — “Неужели быть средством для достижения мира столь ужасно? Неужели Вы не видите ничего хорошего в том, чтобы быть королевой?»
«Королевой, но не в своих землях…»
«Королевой страны, в которую
«В браке, заключенном в интересах государства и ради удобства, с врагом моей страны,» — ответила она, опустив глаза. — “Быть заложницей в игре династий и королей всегда было участью женщин.»
«Как и участью королей, миледи.»
Дрожа, Келсон снял свой перстень и, отложив его в сторону, опустился рядом с ней на одно колено. Он страстно хотел дотянуться до нее, коснуться хотя бы одной пряди ее блестящих волос, но он слишком нервничал и чувствовал присутствие Дункана, молча сидевшего справа от него, и лежащего у него на коленях Лльювелла, молчащего, но знающего обо всем, что происходит.
«Я… такой же заложник как и Вы, Сидана,» — продолжил он негромко. — “Отец Дункан может подтвердить, что я всегда мечтал о браке, основанном на любви, или, в крайнем случае, на страсти, но я всегда осознавал, что, когда я соберусь жениться, интересы династии должны стоять выше моих личных желаний.»
Он нервно прокашлялся. — “Но даже брак из государственных интересов может принести удовлетворение. Я не могу обещать, что Вы будете счастливы, выйдя за меня замуж. Но я даю Вам свое слово короля и мужчины, что я буду честен с Вами, и сделаю все, что смогу, чтобы стать добрым и нежным мужем, и буду молить Бога, чтобы со временем мы смогли полюбить друг друга. Может быть, это не все, чего Вы желали бы, и это не все, чего хотел бы
Она долго не двигалась, и он был уверен, что она откажет ему. Вопреки благоразумию, он мысленно потянулся к ее разуму и обнаружил ее смятение: беспомощный гнев, смешавшийся с чувством долга и чести, и некоторое сострадание, которое дало ему повод для надежды.