Небольшая рчка протекала въ самой средин города; чистенькій отель, въ которомъ остановился Гэй и его жена, былъ такъ близко расположенъ около скалъ, что они образовали точно навсъ надъ нимъ.
Гэй, по прізд въ отель, тотчасъ побжалъ къ больному. Эмми осталась одна въ небольшой, бдно убранной комнат, и со страхомъ ожидала возвращенія мужа.
Гэй вернулся весь красный и, не говоря ни слова, прямо побжалъ къ окну и началъ дышать полной грудью, какъ бы упиваясь свжимъ воздухомъ.
— Намъ нужно перенести Филиппа въ другую комнату, — сказалъ онъ, наконецъ. — Ему невозможно лежать въ этой конурк: тамъ дышется тифомъ. Вели поскоре приготовить новый нумеръ, Эмми.
— Сейчасъ! отвчала та, дернувъ за звонокъ. — Каковъ Филиппъ? спросила она.
— Онъ безъ памяти. Въ страшномъ жару. Немудрено, впрочемъ, и быть въ жару въ такой атмосфер; его комната точно раскаленная нечь. Очень можетъ быть, что онъ оживетъ, если его перенесутъ туда, гд чистый воздухъ. Ахъ, Эмми! страшная вещь заболть на чужой сторон и вдали отъ родныхъ, — заключилъ Гэй, тяжело вздохнувъ.
Эмми послала немедленно за хозяйкой отеля, а Гэй ушелъ опять къ больному. Скромный путешественникъ, явившійся пшкомъ, какъ видно, не представлялъ большаго интереса для хозяйки. Ей было даже досадно, что по милости его внезапной болзни вс прізжіе стали обгать ея домъ. Но когда богатый англійскій милордъ обратилъ на него такое вниманіе, вс, начиная съ хозяйки до послдняго слуги, сбились съ ногъ; но нумера были вс крошечные и потому для Филиппа можно было найдти только въ нижнемъ этаж три нумера изъ самыхъ большихъ; двери везд растворили, чтобы дать воздуху больше простора, и подъ присмотромъ Эмми устроили для больнаго настоящую англійскую спальню. Сама же Эмми наняла для себя съ мужемъ комнату во 2-мъ этаж, надъ отдленіемъ, назначеннымъ для Филиппа.
Филиппъ даже не чувствовалъ, какъ его перенесли въ другую комнату. Онъ заболлъ за недлю передъ пріздомъ Гэя и не обратилъ на это большаго вниманія, стараясь себя переломить. Страшно было видть, какъ онъ, такой сильный, высокій мужчина, лежалъ теперь какъ пластъ, тяжко переводя духъ. Гэй стоялъ передъ нимъ молча и безпрестанно смачивалъ его лицо уксусомъ, а губы водою. Окно въ комнат было отворено настежъ. Доктора ждали ежеминутно, но онъ не халъ. Лекарствъ больному не давали никакихъ, потому что Гэй боялся ошибиться и принести вредъ вмсто пользы.
Чистый, свжій воздухъ подйствовалъ благотворно на Филиппа, онъ повидимому очнулся, пошевелил немного головой и силился произнести что-то.
— Da bere, — прошепталъ онъ съ усиліемъ, такъ что Гэй не могъ даже разслушать словъ…
— Вамъ врно воды хочется! спросилъ его Гэй по-англійски, подавая ему чайную чашку свжей холодной воды. Услыхавъ родные звуки, больной широко раскрылъ глаза и, увидвъ воду, началъ пить ее съ жадностью.
— Довольно, замтилъ ему Гэй, отнимая чашку:- хотите я помочу вамъ голову.
— Хорошо! проговорилъ слабо Филиппъ.
— Легче вамъ? спросилъ Гэй. Мы вчера только услыхали о вашей болзни, а то бы мы раньше пріхали.
Филиппъ наморщилъ брови и началъ метаться на подушк: Казалось, что онъ узналъ Гэя и что прежняя антипатія его къ нему вернулась съ новой силой. Больной забредилъ. Къ ночи жаръ увеличился и онъ сталъ бросаться на всхъ, такъ что его надобно было силой удерживать на постели.
Эмми не видалась съ мужемъ въ первый вечеръ. Ночью онъ зашелъ къ ней на минуту, чтобы выпить чашку кофе, и тотчасъ же ушелъ, говоря, что ему нужно просидть до утра около больнаго.
Гэй былъ блденъ и, судя по лицу, страшно утомленъ.
Утромъ пріхалъ докторъ французъ, повидимому человкъ опытный, который объявилъ, что горячка Филиппа прилипчивая, весьма опаснаго свойства и что къ ней присоединилось воспаленіе мозга. Гэй былъ очень радъ, что можно наконецъ принять ршительныя мры, и началъ тщательно наблюдать, чтобы ледъ и свжіе горчичники постоянно были на голов. Онъ самъ прикладывалъ холодные компрсссы и пузыри со льдомъ къ голов Филиппа.