— Все напрасно, милый мой Чарльзъ! — сказалъ онъ самъ себѣ. — Я не могу отдать имени дяди на позоръ. Видно, моя судьба такая — страдать за другихъ. Ее, ее только мнѣ жаль! Но я далъ себѣ слово все вынести, все вытерпѣть, только бы заслужить прощеніе за мой необузданный характеръ. Пусть все горе обрушится на мою голову: это легче, чѣмъ погубить Эмми, отдавъ ее такому недостойному человѣку, какъ я. Я заслужилъ наказаніе и долженъ безропотно нести свой крестъ, пока Богу угодно будетъ оправдать меня въ глазахъ людей!…
Гэй въ этотъ же день увѣдомилъ Мэркгама, чтобы тотъ ѣхалъ немедленно въ Лондонъ и на пути завернулъ бы въ С.-Мильдредъ къ миссъ Уэльвудъ, для уплаты ей третной пенсіи, за обученіе маленькой его племянницы Маріанны.
— Я нарочно даю вамъ это порученіе, — писалъ онъ къ старику:- чтобы доказать, что я тайныхъ денежныхъ дѣлъ не имѣю.
За нѣсколько дней передъ свиданіемъ съ опекуномъ, Гэй началъ снова волноваться.
День своего рожденія онъ провелъ среди книгъ и размышленій, совершенно одинъ. Чувствуя, что приближается минута рѣшенія его судьбы, что предстоящее свиданіе съ опекуномъ или уяснитъ дѣло его и возвратитъ ему Эмми, или же, напротивъ, совершенно разорветъ его связи съ семействомъ Эдмонстоновъ, Гэй падалъ духомъ и старался молитвой подкрѣпить себя. Такъ провелъ онъ всю страстную недѣлю. Уединеніе и благочестиныя занятія не замедлили произвести благотворное дѣйствіе на Гэя. Первый день Пасхи былъ встрѣченъ имъ съ тихой радостью и съ свѣтлой надеждой на измѣненіе его судьбы къ лучшему.
ГЛАВА X
— Начинается! подумалъ Гэй, отпустивъ кэбъ и медленно поднимаясь по стуиенямъ гостиницы въ Лондонѣ, куда онъ пріѣхалъ въ назначенный день, для свиданія съ опекуномъ. — Господи! дай мнѣ силу выдержать!…
Дверь одного нумера отворилась, онъ увидѣлъ мистера Эдмонстона, Мэркгама и дядю Диксона! Всѣ трое кинулись Гэю на встрѣчу, а мистеръ Эдмонстонъ, схвативъ его за обѣ руки, началъ съ жаромъ трясти ихъ и весело закричалъ:
— Вотъ онъ на лицо! Гэй, голубчикъ, вѣдь ты великодушнѣйшее созданіе въ мірѣ! Мы непозволительно съ тобой обращались! Я жалѣю, что мнѣ не отрѣзали правой руки прежде, чѣмъ я рѣшился написать къ тебѣ это несчастное письмо. Хорошо, что все теперь уладилось. Забудь и прости! а? что скажешь? Мы сегодня же отправимся вмѣстѣ въ Гольуэль, а завтра пошлемъ за Делореномъ. Говори, желаешь?
Гэй чуть не одурѣлъ отъ изумленія. Онъ крѣпко пожалъ руку опекуну и закрылъ на минуту глаза.
— Что это? сонъ? проговорилъ онъ слабо. — Вы сказали, что все уладилось? какимъ образомъ?
— Да очень просто, — отвѣчалъ мистеръ Эдмонстонъ. — Я теперь знаю, куда ты употребилъ деньги, и глубоко уважаю тебя за это, а вотъ тебѣ на лицо человѣкъ, который объяснилъ мнѣ все дѣло. Недаромъ говорилъ я своимъ, что тутъ кроется какая-нибудь проклятая сплетня. Всю эту кутерьму надѣлала маленькая Маріанна!…
Гэй съ удивленіенъ взглянулъ на дядю Диксона: тотъ только и ждалъ, чтобы Гэй обратилъ на него внимаіне.
— Повѣрьте мнѣ, - сказалъ онъ взволнованнымъ голосомтъ:- я только сегодня утромъ узналъ, какое страшное подозрѣніе я на васъ навлекъ. Не грѣхъ ли вамъ было скрывать все это отъ меня?
— Неужели вы разсказали? началъ Гэй.
— Исторію о чекѣ? прервалъ его опекунъ:- какъ же, онъ все передалъ, все, даже подробно разсказалъ намъ о твоемъ поступкѣ съ его малюткой. Какъ это ты изворачивался, чтобы платить за ея воспитаніе? А мистеръ Филиппъ еще проповѣдуетъ, что ты будто бы всегда безъ денегъ. Не мудрено!…
— Знай я только, что вы себя обрѣзываете во всемъ, — замѣтилъ Диксонъ:- я бы ни за какія блага въ мірѣ не рѣшился васъ безпокоить….
— Дайте мнѣ опомниться! проговорилъ Гэй, схватившись за стулъ. — Мэркгамъ! скажите, Бога-ради, оправданъ я или нѣтъ? Дѣйствительно ли мистеръ Эдмонстонъ примирился со мною, или это шутка?
— Будьте покойны, сэръ, — отвѣчалъ старикъ управляющій. Мистеръ Диксонъ представилъ намъ росписку въ тридцати-фунтовомъ чекѣ, выданномъ на ваше имя, и по этому пункту вы окончательно оправданы.
Гэй глубоко вздохнулъ, у него точно спалъ камень съ сердца.
— Не знаю, право, какъ мнѣ и благодарить васъ, — сказалъ онъ, обращаясь къ дядѣ, а потомъ къ опекуну. — Скажите, лучше ли Чарльзу? спросилъ онъ у послѣдняго.
— Лучше, гораздо лучше, ты его увидишь завтра, — отвѣчалъ мистеръ Эдмонстонъ. — Такъ-то, мой милый, теперь все дѣло ясно.
— Но я все-таки не могу вамъ объяснить, для какого употребленія мнѣ были нужны именно тысяча фунтовъ стерлинговъ, — возразилъ Гэй.
— Какія тутъ объясненія, тебѣ денегъ не выдавали, значитъ отъ тебя и отчета нельзя требовать.
— Но неужели вы согласились простить меня даже за тѣ дерзкія слова, которыя я нозволилъ себѣ сказать на вашъ счетъ? спросилъ Гэй тронутымъ голосомъ.
— Вотъ пустяки-то! воскликнулъ опекунъ. — Если ты назвалъ Филиппа фатомъ, который вмѣшивается туда, куда его не спрашиваютъ, ты сказалъ истинную правду. А я былъ сущій дуракъ, что допустилъ его обсѣдлать меня и, послушавшись его, написалъ къ тебѣ такое нелѣпое письмо.