Желудок ухает вниз, словно брошенный в пучину якорь. Зачем ему говорить со мной наедине? Элис задерживается на несколько секунд, и наши глаза встречаются. Затем она выходит, и дверь с тихим щелчком закрывается за ней.
Декан рассматривает меня, постукивая пальцами по столу в наступившей тишине. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Сердце колотится все сильней, пока я жду, что он скажет. Знает ли он, что я видела? Знает ли
– Помощник шерифа Норрис сообщил, что вы… дерзко вели себя с ним прошлой ночью.
Я невольно открываю рот.
– Дерзко? Я едва пару слов ему сказала.
Декан Маккиннон поднимает ладонь, заставляя меня замолчать.
– У неуважения к представителям закона нет оправданий. Никаких оправданий для вашей дерзости.
– Я не…
– Я закончу, если позволите, – говорит он. Я стискиваю зубы, а руки, лежащие на коленях, сжимаются в кулаки. Элис пассивная, а я неуважительная? Раскаленная добела ярость поднимается внутри, доходит до сердца, до сжатых челюстей. – К счастью, я объяснил помощнику шерифа Норрису, что вы сейчас переживаете трудный период и попали в новую среду, которая, – он по-отечески улыбается мне, – отличается от той, к которой вы привыкли.
К чему я привыкла? Мысли бешеным вихрем крутятся в голове. Сначала коп-расист, потом декан, который
– Ваша мать является…
– Являлась, – на автомате поправляю я его, в то время как мозг пытается осмыслить резкие повороты этого разговора.
Он наклоняет голову.
– Являлась. Разумеется. Ваша мама была уважаемой выпускницей своей кафедры. Она была успешной студенткой: патенты на процессы биохимического тестирования, новаторские работы по почвоведению. Я не знал ее лично, но мы вместе учились в Каролинском университете.
Мне хочется, чтобы руки перестали дрожать, и я медленно вдыхаю. Он застал меня врасплох, но я умею защищаться. Я закрываю глаза и представляю, как стена поднимается передо мной вверх, вверх, вверх.
– Я просто хотел сказать, что сочувствую вашей…
Я открываю глаза.
– Она не потеряна, – выпаливаю я.
Декан Маккиннон сжимает губы.
– Элис Чен – образцовая студентка. Но вы, мисс Мэтьюс? С наследственностью вашей матери, вашими баллами и аттестатом – я бы сказал, что у вас есть
Я не знаю, что на это сказать. Я не знаю, можно ли назвать меня блестящей. Я знаю, что моя мама была блестящей, и я знаю, что я – не она. Декан переводит взгляд на дверь у меня за спиной.
– Наставник, назначенный вам, свяжется с вами сегодня. Вы свободны.
Я выскальзываю за дверь. От расстройства и унижения у меня кружится голова. Элис, неподвижно сидящая на скамейке в конце коридора, вскакивает на ноги. Я подхожу ближе и вижу ее покрасневшие глаза и следы от слез на лице. В дрожащих пальцах она держит смятую салфетку, скручивая ее в подобие веревки.
– Элис, – начинаю я, оглядываясь на дверь декана. – Ты не поверишь, что там случилось. Я так зла…
–
Я вздрагиваю, сбитая с толку от ее ярости.
– Нас не выгоняют. Это хорошо.
– Это нехорошо! – Она прикрывает рот рукой, подавляя всхлип, который вырывается из самой глубины ее груди.
Я протягиваю руку к ее плечу, но Элис отступает так, чтобы мне было не достать.
– Я…
– Прошлой ночью все
По ее лицу снова текут слезы.
– Я понимаю, но…
– Не всем удается получать хорошие оценки, ничего не делая, как тебе, Бри. Некоторым из нас приходится упорно трудиться.
Я поднимаю руки.
– Извини! Мы больше не будем уходить из кампуса.
– Хорошо.
Я качаю головой.
– Но в каком-то смысле я рада, что мы это сделали, ведь в этом университете происходит кое-что
– Ты серьезно пытаешься сменить тему прямо сейчас? – Элис делает шаг назад. – Чтобы рассказать мне про парня?
– Нет! – восклицаю я. – Ты меня не слушаешь…
– Так вот почему ты так себя ведешь? Из-за парней? Теперь учеба для тебя – это просто большая вечеринка? – Ее глаза расширяются, а голос становится холодным, словно она только что застала меня за воровством или списыванием. – Вот в чем дело, да? Вот почему ты записалась на те курсы.
Я моргаю.
– Какие…
Она горько смеется.