Наследники с Пайнэппл-стрит

У Малкольма были коллеги, воспринимавшие деловые поездки как нечто вроде международного секс-фуршета и заходящие в «Тиндер» повсюду, куда бы их ни заносило. Один парень из его отдела завел себе постоянных подружек в Сиднее, в Сантьяго и во Франкфурте и раз за разом навещал только их. Неужели эти женщины думали, что их приятель-американец влюбится и увезет их с собой в Нью-Йорк? Или им хватало и регулярного секса с симпатичным богачом, который наведывался в город, водил их ужинать и делал подарки? Дарли не знала, в курсе ли жена этого человека, и знать не желала. Пока он попивал «Писко сауэр» в обществе молодых красоток, Малкольм в номере отеля разговаривал по телефону с женой.

Дарли и Малкольм познакомились в школе бизнеса, поженились летом после выпускного, и каким-то образом она сразу же забеременела (не «каким-то» – «образ» был обычным, но, как всегда, беременность вызвала что-то вроде шока). А когда Дарли забеременела опять всего через полгода после рождения Поппи, казалось, будто посреди их юности взорвалась бомба. Будучи младшим партнером в «Голдман Саксе», она успевала справляться и с младенцем, и с карьерой, однако было невозможно работать сорок восемь часов в неделю с двумя тоддлерами. Она ушла с работы, чтобы Малкольм мог сохранить свою, но ни за что бы не выжила, если бы не родители Малкольма. Супруги Ким были воплощением всего, чего были лишены Стоктоны. Сунджа и Ёнго Ким переехали в Соединенные Штаты из Южной Кореи в конце шестидесятых; Стоктоны прибыли на «Мейфлауэре». Кимы всего добились сами, начав с нуля. Ёнго получил докторскую степень и сделал блестящую карьеру химика; отец Дарли унаследовал свое состояние и весь бизнес от отца. Семья Ким была общительной, любящей и благополучной. После свадьбы их сына Сунджа и Ёнго настояли, чтобы Дарли звала их просто по имени, что поначалу вызывало у нее неловкость. Она привыкла обращаться к родителям своих друзей «мистер» и «миссис». Услышав, что в корейских семьях обычно еще строже придерживаются формальностей, весь первый год брака Дарли начинала обращения к свекру и свекрови в основном с «эм-м…», чтобы вообще не упоминать имен. Они осыпали Дарли подарками, ни разу не явившись к ней в гости без какой-нибудь свечи за восемьдесят долларов, купленной в универсальном магазине, или красивых тканевых салфеток с принтами на тему Прованса. Когда ушла няня Поппи, Сунджа переселилась к ним в тот же день и полгода спала на диване, всю ночь сменяя Дарли на посту, кормя Поппи из бутылочек со сцеженным грудным молоком, чтобы Дарли могла поспать, купая малышку и срезая крохотные полумесяцы мягких младенческих ноготков. Поппи и Хэтчер были в той же мере детьми Сунджи, в какой и детьми Дарли, и любые формальности между женщинами давно канули в водоворот времени, где царили обнаженные груди, молочные пятна и мазь для шрама, рассекшего поперек живот Дарли.

После голубя, после купания, после того, как Дарли чуть ли не целый час потратила, заказывая подарки для девяти детей, у которых дни рождения ожидались в предстоящие недели, она наконец переоделась в пижаму и забралась под одеяло. Малкольм вернулся домой в полночь, сам открыл дверь и бесшумно прошел через кухню в дальнюю ванную, где принял душ и почистил зубы, а потом осторожно лег к жене под одеяло. Дарли в полусне нашла и обняла его. Спать одной ей приходилось чаще, чем вдвоем с мужем, но особенно крепко ей спалось, когда их ноги были переплетены. Утром дети обращались с Малкольмом почтительно, как с космонавтом или олимпийским чемпионом, показывали ему рисунки, сделанные в школе за неделю, исполняли песни, которым научились в автобусе, рассказывали длинные и запутанные истории о каком-то Кейле, старший брат которого побывал на праздновании дня рождения в надувном замке в Куинсе, где больше пятидесяти батутов.