Наследники Шамаша. Тени и пыль (СИ)

— Ещё успеешь поубивать, — возразил Сакрум. — Я убью его, если он будет мне неугоден. А пока пусть мальчишка развлечется.

— Не балуй Баала зря.

— Баал и в половину не так ленив и избалован, как большинство мальчишек, — фыркнул Одол.

— Зато Рабинара… — возразил Малвар.

— Рабинара привыкла говорить тебе правду в лицо, — усмехнулся Сакрум. — Посему ты ее и не любишь.

Малвар изобразил улыбку под аккомпанемент усмешек своих Братьев.

— Я люблю и Баала, и Рабинару также, как любишь их ты, Сакрум.

— Они дети моей сестры, а не твоей, — фыркнул Сакрум. — С чего тебе любить детей моей сестры?

— Потому что ты любишь их, владыка.

Сакрум ничего не ответил и продолжил вести совет, следя за Малваром. Слишком ярко и негодующе сверкали глаза его хитрого Брата.

Яркий, отчаянный, нечеловеческий вопль, стремительно унёсшийся ввысь, оглушительный грохот ледяных потоков, долгая борьба с ледяной бушующей водой, отнимавшей силы, то топившей, то заставлявшей всплывать вновь, швырявшей о камни, о берега, о скалы. Мощный удар, битва света и тьмы, разделение мира на размытое прошлое и удушливое настоящее. Безумие скорости, вечное движение, иначе — смерть, вечная разлука с её голосом, её глазами, её судьбой. Поднимаясь над страшным потоком, чтобы вдохнуть воздуха, вновь опускаясь на дно, погибая и оживая вновь.

И вечный крик, заглушающий грохот вод — её крик, святой крик, крик жизни, крик прощания, крик горя, крик умирания. Крик, заставивший его жить и бороться, плыть до берега несмотря на бессилие и дурманящую боль в голове, цепляться то за один камень, выглядывавший из воды, то за другой.

И вездесущая клятва, раздающаяся с каждым усиленным движением, с каждым вздохом, с каждым ускользанием жизни и ее возвращением. Её крик, её глаза, её вздох, биение её сердца — новые силы, новая борьба, победа для новой битвы.

Марк Вальдеборг помнил, как выбрался на берег. Ноги разламывало от боли, и он мог только ползти, загребая золотистый холодный песок. Когда же он попытался встать — его будто что-то сильно ударило по голове, и он без памяти рухнул навзничь. Он не знал, сколько времени пролежал без сил, в своём песочном полузабытьи. Он слышал, как на ухо ему гудит река, как бьёт его своими волнами и затягивает обратно, как Ишмерай зовёт его и громко плачет.

«Не плач… — шептал он, едва шевеля губами. — Я вернусь к тебе…»

Его трясло. От холода. Конечности обжигал. Силы его утекали вместе с течением милосердной Атарат, лоб болел, зудел и гноился. Он был в бреду, он был мёртв и, будучи мёртвым, восставал из своей золотой могилы, чтобы вновь дышать и бороться.

«Я вернусь, Ишмерай…» — шептал он вновь и вновь.

Он слышал, как она поет ему, видел, как танцует, ему казалось, что она сидит рядом с ним держит его руки в своих руках и плачет.

«Я вернусь, Ишмерай…»

«Я буду ждать всю жизнь и всю свою смерть…»

«Я вернусь, Ишмерай!»

«Марк…»

Голос её сопровождал его всегда. Марк вслушивался в нее сквозь свою тяжелую полумертвую дрему и черпал из него сил. Ее голос не покидал его даже тогда, когда над ним, словно рой, прогудели чужие голоса.

«Ишмерай!..» — звал он.

И голос её накрыл его, убаюкав, успокоив. Она все еще была с ним и шептала о своей любви. Она никогда не покинет его.

«Я вернусь, Ишмерай…»

— Глядите, он просыпается!

Голос Ишмерай становился тише и покидал его. Она поднималась и уходила от него на свет.

«Ишмерай! — выдохнул он и протянул за нею руку. — Не покидай меня!»

Золотое сияние солнца заливало её и сжигало заживо.

«Не уходи!» — кричал Марк.

Волосы её горели, горело лицо, горели руки и слёзы вспыхивали, будто молнии.

«Я вернусь, Ишмерай! — в отчаянии восклицал он. — Я вернусь!»

Сияние исчезло, на глаза опустился полумрак, он был не один. На него восторженно глядела пара светло-карих глаз, обрамленных светлыми ресницами.

— Наконец-то! — воскликнул голос, еще детский, но уже превращающийся в голос юноши. — Долго же ты спал!

— Где?.. — выдохнул Марк, мечтая об одном — чтобы разум его прояснился, а голова перестала разламываться от дикой боли.

— Даже не знаю, как тебе ответить, чужак… — послышался рядом низкий безразличный мужской голос. — Далеко от дома и от той, которую ты так упорно звал всю неделю с той минуты, как Баал нашел тебя.

— Как тебя зовут? — выдохнул мальчик.

— Когда вы меня нашли? — будто не услышав вопроса, осведомился Марк, пытаясь пошевелить ногами — но он едва чувствовал их. Он еще никогда не был так слаб.

— Четыре дня назад, — отвечал всё тот же мальчик с глазами под цвет светло-русых волос. — Ты лежал на берегу реки. Чертова Воронка не приняла тебя. Она тоже бывает милосердной.

— Четыре дня назад! — горько выдохнул Марк, и душа его завыла отчаянием.

Как далеко смог уйти его отряд за это время? Смог ли он отбиться от демонов? Смог ли защитить Ишмерай? Жива ли она? Думают ли они, что он погиб? Как теперь он сможет отыскать Авалар и свою невесту?

Марк вновь открыл глаза, и зрение его улучшилось, а тело начало чувствовать разрывающую боль — отчаяние придало ему сил, и он начал приходить в себя. Смог сесть, превозмогая дикую боль в голове, и оглядеться.