Наследница по кривой

Я не верила своим ушам. Сколько Натану лет? Двадцать? Я отлично помнила, что между нами состоялся точно такой же разговор, когда ему было пять. Только тогда речь шла об игрушечном аэропорте, который я подарила Даниэлю на день рождения. Купила ли я в конце концов подарок Натану в качестве компенсации? Не помню. Но судя по его настойчивости, видимо, купила.

Очевидно также, что в моей автобиографии, в главе "Какой же я была дурой", появится еще один характерный эпизод.

— Но ты не беспокойся и не бегай по магазинам. Кроссовки мне не нужны. Я возьму наличными.

Я скрипнула зубами. Замечательно! Я собираюсь на встречу с предполагаемым убийцей, и мало ли как все может обернуться! Тогда что прикажете вспоминать в последнюю минуту перед тем, как навеки закрыть глаза? Беседу с родным сыном, который нагло вытягивает из тебя деньги?

— Натан, — произнесла я, — поговорим об этом в другой раз, ладно? А сейчас я хочу…

— Но, мам, если Даниэль получит…

— Натан, заткнись и слушай. — Вот вам и весь прощальный разговор. Теперь Натан будет вспоминать, что среди моих последних слов, обращенных к нему, было "заткнись".

Набрав в легкие воздуха, я скороговоркой выложила Натану, куда еду, и продиктовала адрес.

Натан, похоже, трепетно внимал каждому моему слову.

— Конечно, мам, я понял, но…

Я собралась немедленно повесить трубку, но передумала: а вдруг невероятное все же случится?

— Я люблю тебя, Натан, — сказала я. — Поговорим позже, сынок.

Заключительная фраза Натана была не из тех, которые с умилением вспоминают в День матери.

— Знаешь, мам, если тебе неудобно возиться с наличными, то и чек сойдет…

Какая мать не прольет слезу, услышав такое от нежного и любящего сына!

Глава 21

Дом Шарлотты Аккерсен походил на свою хозяйку — чистенький, аккуратненький, не бросающийся в глаза. Обычная коробка, выкрашенная в ненавязчивый бежевый цвет, стояла на ухоженной, недавно подстриженной лужайке; бежевые ставни, бежевая крыша и бежевая входная дверь. Если бы этот дом продавался, а я его рекламировала, то обязательно вставила бы в газетное объявление: "Не пройдите мимо вашей удачи!" — заглавными буквами.

И возможно, налепила бы такое же объявление на сам дом — а вдруг покупатели его в упор не увидят!

Аккерсены жили в районе для состоятельных людей (доходы их соседей колебались от 100 000 до 125 000 долларов), в быстро разраставшемся пригороде под названием Джефферсонтаун, что в двадцати минутах езды от "Кв. футов Андорфера". Так что у меня было время подумать, пока я добиралась туда.

Когда я затормозила у дома Шарлотты, то уже почти решила не заходить внутрь. С кем я, в конце концов, имею дело? С предполагаемой убийцей. Той, что убивает людей. А люди — это тот вид, к которому я с полным правом могу и себя причислить. Поэтому не безопаснее ли просто поведать злым копам о моих находках, и пусть сами разбираются?

Если, конечно, они поверят хотя бы одному моему слову. Было бы немного унизительно в ответ на откровенность услышать издевательский смех. Копы могут даже предположить, что я готова прицепиться к чему угодно, лишь бы только обелить себя. Мол, уже дошла до того, что называет день рождения уликой. Или еще хуже: не придет ли им в голову, что я намеренно солгала Эфраиму Кроссу и дала ему дату рождения Шарлотты, ибо с самого начала планировала убийство?

Опять же, не исключено, что дата рождения Шарлотты случайно совпала с суммой, оставленной Кроссом. Совпадение маловероятное, но тем не менее возможное.

Мне также очень не хотелось обращаться в полицию, не предоставив Шарлотте шанса защитить себя. Ведь она до сих пор считалась моей подругой, разве не так?

С другой стороны, не стоило забывать о том, что эта подруга (предположительно) направила пистолет на своего любовника и хладнокровно застрелила его.

Но окончательное решение не входить в дом я приняла, когда увидела столовую Шарлотты. Люстра хорошо освещала комнату, и с того места, где я поставила машину, мне были отлично видны дети Шарлотты, Донни и Мэри: они сидели за столом, поедая утреннюю кашу. Шарлотта стояла за спиной Мэри, наливая девочке стакан молока.

Такие идиллические сценки каждый день мелькают в телевизионной рекламе: хорошенькая молодая мать с любовью ухаживает за вихрастым мальчиком восьми лет и круглолицей шестилетней девочкой.

Наблюдая за ними из машины, я с облегчением перевела дух. Шарлотта Аккерсен — убийца? Абсурд. Она даже своих детей назвала в честь отпрысков музыкальных Осмондов — столпов американской морали. Не может она быть убийцей!

Я вылезла из машины и направилась к входной двери. Кроме того, если даже Шарлотта виновна, не станет же она убивать меня при детях.

Полагаю, открыв дверь, Шарлотта в ту же секунду догадалась, зачем я явилась. Она была уже полностью одета, чтобы ехать на работу: в голубенький комбинезон и голубенькую блузку с рисунком, светлые волосы аккуратно перехвачены голубенькой ленточкой. Вот только накраситься не успела, наверное, поэтому и выглядела такой бледной.

Так я думала, пока она не заговорила.

— О, Скайлер, — пискнула Шарлотта, — что привело тебя в столь ранний час?