Наследница Вещего Олега

– Я говорю о том товаре, который уже сейчас лежит в моих клетях. Это шкурки бобра, куницы, лисы, белки, зайца, горностая, льняная тканина, телячьи и свиные кожи, мед, воск. Если ты хочешь получить мою будущую добычу по такой цене, по какой я сбываю ее друзьям, сначала стань моим другом.

– Ты хочешь, чтобы я купил твой товар?

– Я хочу, чтобы будущей весной ты взял мой товар и отвез в Самкрай, где продал, будто свой. Ты все равно едешь туда, тебе не придется изменять свой путь. Я же дам свою охрану, которая оградит от опасностей тебя и твой собственный товар.

– Какую же долю прибыли ты предлагаешь мне? – осторожно спросил Рафаил, прикидывая, возможное ли это дело.

Конечно, тудуновы люди, собирающие пошлину, не дураки и поймут, что это за меха и кожи. Но жить всем надо, даже тудуну. За небольшое подношение и тудун прикинется глупее, чем есть.

– Никакую, – улыбнулся Ингвар. – Хотя постой! – Он поднял руку, видя, что рахдонит готов возразить. – Есть у меня кое-что для тебя. Княгиня! – Он повернулся к Эльге. – Прикажи позвать твоих новых служанок, пусть подадут меда нашим гостям. А то сидим, как чащобы неученые, в горле уже от разговоров пересохло.

Эльга подозвала отрока и отдала приказанье. Вскоре в гридницу вошли пять женщин с кувшинами и кубками. При виде их киевские жидины вполголоса загомонили по-своему: впереди шла Левана, за ней Мерав, потом Шуламит, Рахаб и Хадасса – жены и дочери киевских должников.

– Моей жене нужны служанки, а моим гридям нужны жены, – продолжал Ингвар, пока хазарки наливали меда в кубки и подносили гостям: жидинам – каждому отдельно, а русам – в братину, которая в таких случаях неспешно плавала вдоль скамьи. – Если вы поможете мне выгодно сбыть дань, я могу купить ей челядинок, а этих вернуть отцам и матерям. Если же нет, то эти девы и молодые жены останутся у меня. И дети, каких они родят, будут причислены к русскому роду.

– Я слышал об этой небольшой неприятности, – Рафаил оглянулся на Гостяту, не показывая особого волнения. – Все эти жены и девы присходят из хороших родов, и мы не можем оставить в столь бедственном положении наших единоверцев, честных людей, кои сами всегда приходили на помощь нуждающимся. Я дам тебе сорок шелягов и наросшую лихву. Просто чтобы уладить это дело и не допускать раздора между русами и сынами Израиля в Киеве.

– Нет, – Ингвар покачал головой. – Мне не нужны сорок шелягов, и даже с лихвой. На них не купишь двенадцать женщин, а именно столько служанок моей жене требуется, чтобы дом хорошо вести.

– Но если мне будет позволено напомнить, всякий заимодавец по закону обязан принять долг, если ему платят его сполна, и вернуть взятый залог в целости…

– А я тебе в ответ напомню другое, – Ингвар положил руки на подлокотники и наклонился ближе к гостям, – что закон в Киеве – это я и моя воля. А волю свою я уже тебе объявил. Если же между жидинами и русами в Киеве не будет мира, кто будет возить отсюда полон на Гурганское море?

– Если между нами будет нарушен мир, торги Самкрая окажутся для вас закрыты, в то время как Кустантина…

– У нас отсюда открыт путь хоть на запад, хоть на север. Вас же мы не будем пускать никуда. И даже если вы станете пробираться через Волгу и Булгарское царство, Волжский путь все равно выходит в мои северные владения. Даже Олег Вещий не имел такой власти над всеми путями, какую имею я, а это кое-что меняет для таких, как вы. Не ссорьтесь со мной. Мы свое мечом возьмем всегда, а вот ваше дело без мира… не дышит.

Никто из видевших его сейчас уже не подумал бы, что на Олегов престол уселся отрок. Невысокого роста и с простым лицом, Ингвар, однако, был полон внутренней силы; при взгляде на него всякий понял бы, что этот человек верит в себя, знает свою цель и не отступит. В такие мгновения Эльга любовалась им: эта сила и вера в себя делали его почти красивым, а вернее, были куда важнее красоты. Запрети Ингвар жидинам торговать – он потерял бы часть дохода, но рахдониты потеряли бы больше. В Киеве давно продавался и перепродавался полон – другие столь же крупные рабские рынки были лишь в Праге, Бьёрко и Хейдабьюре, за месяцы пути отсюда.

Рафаил переглянулся со своим товарищем Симхой, потом с киевскими жидинами. Те принялись горячо шептаться. Ингвар спокойно ждал, попивая мед, когда братина снова до него доходила. У Мистины тоже вид был вполне невозмутимый. Эльга старалась прикинуться, будто думает о другом, но в тишине, разбавляемой легким гулом голосов, слышала только свое громко стучащее сердце.

Она знала, до чего додумался Ингвар той ночью и что потом обсуждал с Мистиной и кое-кем из воевод. От решения, которое жидины примут сейчас, зависела удача руси на год вперед.

– Однако близится зима, путь по Греческому морю уже представляет опасность… – начал Рафаил.

– Вот поэтому я и сказал: будущей весной. К тому времени у меня будет больше товара: ведь этой зимой я соберу новую дань.

– Но будущей весной меня не будет в Киеве!