Падал снег, и двое отроков вели под уздцы идущую шагом лошадь, чтобы не споткнулась на тропинках в гору. Покрытая плащом с головой, Эльга ехала, как в шалаше, и с трудом одолевала дремоту. Хотелось закрыть глаза и заснуть прямо в седле. По пути от воеводской бани, стоявшей в ряду других в низине у Днепра, она уже побывала на Свенельдовом дворе, но не застала там никого, кроме челяди и детей, за которыми присматривала тринадцатилетняя Дивуша Дивиславна. И теперь Эльга ехала на княжий двор, надеясь найти Мистину там. У нее были для свояка новости. Уте с новорожденным чадом предстояло провести в бане еще три дня, и с ней остались на ночь Владива и Пестрянка. А Эльга отправилась домой – очень довольная, что все кончилось хорошо и сестра в третий раз прошла через ворота Нави благополучно. Но очень усталая.
Шел последний месяц перед солоноворотом: в кривской земле он назывался студен, а здесь – грудень. Дни были так коротки, что редко и солнце успевало хоть одним глазком глянуть сквозь тучи на землю, как серая хмарь снова сгущалась и на Киев опускалась длинная слепая ночь. При свечах, лучинах, факелах и кострах вставали, жили, делали дела и снова ложились, укутанные тьмой, как бесконечным покрывалом.
Ингвар уже почти месяц как ушел в полюдье с ближней дружиной и половиной большой. Эльге он оставил двадцать человек – охранять двор, под началом Хрольва и Кари Третьего. На нее ложились почти все городские дела, требовавшие участия князя. К счастью, без Ингвара и большой дружины дел по хозяйству стало меньше, а Беляница так навострилась, что с повседневными хлопотами справлялась и сама.
Почти уже забылись две свадьбы – Асмунда со Звездочадой и Грозничара с Володеей. Внезапно все устроилось, все пришли к согласию, и Эльга, сидя на свадебном пиру сразу сестры и брата, едва верила, что это правда. Даже когда пришла пора провожать молодых на покой, когда сама она заводила песню под перезвон Борелютовых гуслей, – и тогда еще облегчение лежало на сердце огромной пуховой подушкой, так что она едва переводила дух.
Женщины подхватывали припев, а она плавно кружилась между очагами, кланяясь обоим парам новобрачных. Гнала от себя невольные воспоминания о Мальфрид, что три года назад пела эту песню на ее, Эльги, свадьбе.
И медленная, как спокойная светлая река, свадебная песня будто уносила Эльгу в какие-то солнечные луга, где нет всех этих хлопот, тревог, раздоров и сомнений. Белый лебедь кружил перед ее мысленным взором, и от светлых его крыльев на сердце веяло теплым отрадным покоем.
Но вот кончилось свадебное веселье, Грозничар с женой уехал – ему еще предстояло собирать княжескую дань с подчиненного Киеву левобережья Днепра. Асмунд сначала жил у Свенельда – старый воевода как раз отбыл в Деревлянь, – а недавно перебрался на свой новый двор. Киевская знать занялась предстоящим походом. Дел было невпроворот. Пока не встал Днепр и большая дружина не ушла в полюдье, Ингвар занялся починкой дружинных домов для ополчения, которые остались еще от Олеговых дальних походов. С десяток просторных построек, каждая из нескольких срубов со своей печью и полатями во всю длину, стояли в предградьях, в окружении княжеских огородов, где летом растили репу, морковь, лук и горох. Как всякие здания, где не живут постоянно, дружинные дома быстро ветшали, и теперь пришлось перекладывать печи, заново конопатить щели и крыть крыши. Чтобы своя челядь управилась – нечего и думать, наняли плотников и печников в городе, благо щедрость василевсов позволяла расходы. Дружинные дома требовалось подправить первым делом – они понадобятся раньше весны.