Наследница Вещего Олега

Лишь когда Рафаил бен Авшалом уже уехал, обитателям киевского урочища Козаре стало ясно, что за «охрана» будет сопровождать княжеский товар. Разговоры о военном походе на греческие владения Таврии оказались чистой правдой. Княжьи люди скупали железо, смолу, уголь, различные съестные припасы. Кузницы дымили и стучали почти непрерывно: задолго до рассвета Киев просыпался от перезвона молотков. Вскоре после Коляды начали подходить дружины «охотников», набираемых для похода: сначала из ближних мест, потом из более отдаленных от Киева. Началась новая забота для оставшихся в городе воевод и оружников: обучать бою и строю, отбирать пригодных быть старшинами и обучать уже их водить свои малые дружины. Задымили печи в Олеговых домах для ополчения – сперва в одной, потом в двух, потом в трех…

Из полюдья Ингвар привез дань и закупленные на греческое золото припасы. С ним пришли около двух сотен русов из смолянской земли, из Хольмгарда и его окрестностей. В это время «охотники» из славян под руководством Свенельда, Асмунда, Мистины, Хельги уже выучились довольно ровно ходить, держа «стену щитов», попадать сулицей в цель и действовать топором на длинной боевой рукояти против человека, а не дерева. Киевляне толпами собирались посмотреть, как эти воинства выходят на поле друг против друга и молотят по щитам дубовыми палками, заменяющими топоры, как тычут во «вражий строй» древками копий без наконечников под окрики воеводы:

– Голову не отклоняй назад – в бороду получишь! Копейщики, не бежать! Из-под щита работаем! Уколол – убрал! Не тянись, без пальцев останешься! Выпад – отход, выпад – отход!

Одним войском руководил Хельги, другим – Асмунд. То, что истинным и главным вождем всего похода избран Хельги, не знал никто, кроме ближайшего окружения князя. Замысел требовал хранить это в тайне, и старшим воеводой считался Асмунд.

Весной, когда сошел лед, по Днепру и Десне сплавили полсотни лодий. Поставили у Любеча и стали снаряжать. В этот раз они были сделаны куда лучше обычного: лодьи для перевозки товара в Царьград строились из расчета на путь в один конец, назад возвращались не более половины, но в этот раз каждая лодья была предназначена для нескольких переходов и выстроена тщательно.

Но вот выросла трава на склонах киевских гор, зазеленели листья, и настал обычный срок отправления в заморские походы. Князь и воеводы принесли коня в жертву Перуну на Святой горе, утопили черного барана в омуте – для Велеса, чтобы хранил людей и добро в долгом водном пути.

В день отплытия дружины из Киева Хельги явился на причал, где стояли скутары с княжеским товаром, вместе с женой и ее служанкой. Трое купцов – Иегуда, Ханука и Синай – ничуть не удивились. Навещая своих дочерей, живущих среди княгининой челяди, они не раз уже слышали рассказы об этой женщине.

– У брата княгини, Асмунда, который женился на сестре Грозничара, была до того другая жена, – рассказывали родичам Мерав, Шуламит и Емима. – Но она развелась с ним и вышла за его брата – Хельги, того, который недавно приехал. Княгиня и ее сестра часто говорят об этом и очень сокрушаются, что их два брата поссорились из-за жены.

– Нехорошо такому высокородному человеку жениться на разведенной, – качали головой отцы.

– Вот и княгиня говорит: нехорошо! Она же хотела, чтобы Хельги женился на черниговской невесте, а он вместо этого отнял жену у брата. Вся семья на него за это разгневалась. Князь сначала хотел поставить Хельги главным военачальником над войском в Таврию, а из-за этого передумал и отдал должность Асмунду – чтобы его утешить. А Хельги будет всего лишь старшим над теми людьми, кого князь пошлет охранять товар по пути в Самкрай. И, говорят, он возьмет свою новую жену с собой, потому что боится оставлять ее дома одну.

– Много греха в браке с разведенной! – приговаривал Иегуда. – А за грех Бог воздает человеку мерой за меру!

Это был старший из троих жидинов, отправлявшихся в поход: рослый худощавый старик, с продолговатым худым лицом и острым носом, зато борода у него была густая и пышная, почти седая, лишь по сторонам сохранилось несколько черных прядок.

– Опасно нам ехать с таким человеком, – добавлял осторожный Ханука. – Ведь горе злодею – горе и соседу его.

Этому было лет тридцать, но выглядел он старше: густая борода осеняла смугло-бледное лицо с длинным носом; слабые узкие глаза все время щурились, их густо-серый цвет казался мутным, пыльным.