Наследство

— Электрокардиограф! — Цепков снова прирос глазами к заявке. — И вообще не получаем. Нет, Надежда, ты меня просто удивляешь. У вас, в Теплых Двориках, электричества нет…

— Будет, Иван Павлович, — сказала Надя твердо, не выдавая, что об этом она не подумала. Такое естественное дело — электричество! Даже на фронте, в лесу, устанавливали движки. Но здесь-то разве это проблема?

Цепков опять откинулся на спинку стула, потерся затылком, как бы избавляясь от головной боли, сказал:

— С остальным — в райздрав. Заявки через него. А рентген… что-нибудь сообразим. Хирургу нельзя без рентгена. Верю, еще пригодится хирургии твой опыт.

Прижав руки к груди, Надя стояла перед Цепковым, готовая броситься к нему на шею и расцеловать. Но она умела сдерживать свои чувства, может быть, даже больше, чем это требовалось от женщины, и, отступив, так что между ними снова стал широкий стол, спросила:

— А сердце-то как же, Иван Павлович?

Цепков засмеялся:

— И ты, Надежда, туда же? Да здоров я, здоров. Хорошо, что под конец спросила, а то заподозрил бы в неискренности.

— Я искренне.

— Ладно уж, доложу тебе… Книжечку одну прочитал о лечении сердца физической нагрузкой на организм… Разве не заметила, как я похудел?

Надя оглядела Цепкова: френч висел на нем мешком.

— Вот теперь заметила, — сказала она. — Консультируйтесь у Анастасии Федоровны Колеватовой. Она хороший терапевт.

Попрощалась и вспомнила о выписке из приказа. Когда же Цепков вручил ей бумагу и поздравил, она, мгновенно подумав, попросила:

— Иван Павлович! Отдайте мне Анастасию Федоровну. Ну что вы ее в канцелярию засадили? Она больным нужна.

— Ну удружила! — досадливо пробасил Цепков.

2

Андрей вернулся из рейса вечером. Надя, читая «Сестру Керри» в своей комнате, прислушивалась к шагам брата в коридоре. Вот вошел в квартиру. Стукнул железным сундучком, в котором брал в дорогу еду. Как всегда, поставил на старый стул возле двери, догадалась Надя. Щелкнул выключателем и затих. Надя представила: стоит у стола и читает Фросину записку: «Буду поздно — заседание фабкома». Сейчас он плюнет, выругается. Не дожидаясь, когда он ввалится к ней в комнату, Надя набросила ситцевый пестрый халат, вышла к нему. Брат стоял у стола в нательной рубахе с закатанными рукавами. Оглянулся на ее шаги, увидел, и суровое лицо его потеплело.

— Ну, здравствуй, Андрюха! — сказала она, легонько обняв брата за плечи.

— Здравствуй, Надежда! Где же это ты забуксовала? Нельзя было дать сигнал? Не только мы с Фросей, но и майор Анисимов покой потерял.

— Ему-то что? — замкнулась Надя.

— Это уж не мне знать, — уклонился брат от выяснения дела. Схватил со стола Фросину записку, подкинул: — Погляди… А я так надеялся щи с капустой и морковкой похлебать, домашние… — И взгорячился: — Уволю к чертовой бабушке, без выходного пособия…

— Не уволишь ведь! — засмеялась сестра.

Брат сразу остыл:

— Верно, не уволю. Как уволишь вечного деятеля? Давай сообразим картошку с тушенкой. Есть хочу, как паровоз на подъеме, только подбрасывай в топку.

Они вышли на кухню. Тут вдоль стен стояли столы — по одному на семью, столько же висело оцинкованных корыт, примусы и входившие в моду электрические плитки кучно толпились на огромной чугунной плите в змеистых продымленных трещинах.

— Пошуруй-ка в ящике, авось картоха найдется, — посоветовал брат, а сам вышел и тут же вернулся с банкой свиной тушенки. Картошки нашлось с полведра, видать, давнишней, уже проросла: Фрося купила на рынке, да так и забыла. Надя покачала головой, и брат понял ход ее мысли, сказал не столько шутливо, сколько серьезно: — Ну, вот, ты говоришь, что Фросю не надо увольнять…

А Надя подумала, что она скажет брату о своем отъезде?

Андрей взял банку тушенки, покатал на ладони.

— По прежним временам — состояние, а? — И тут же ловко вырезал донышко. На мрачной, задымленной кухне крепко и ароматно запахло тушеным мясом, приправленным лавровым листом и черным перцем. — Ах!.. — Андрей вздохнул и пошмыгал прямым хрящеватым носом. Поискал в ящике стола нож и стал помогать сестре чистить картошку. Намолчавшись в кабине паровоза, он не мог удержаться и, поведя плечами, как бы заранее извиняясь, спросил: — Закрывались-то как? Торжественно или так, втихаря? Помитинговали?

Надя подняла на него недоуменный взгляд, с грустью ответила:

— А кому митинговать? Странный ты! Никому уже не было нужно. Иные уходили даже не оглянувшись. — И попросила: — Налей-ка воды, поставь на огонь…

Брат поставил кастрюлю с водой на плитку, взял нож, выбрал картофелину покрупнее и вернулся к прежним мыслям:

— А не худо воздать бы должное, подвести итог: приняли столько-то, вылечили столько-то…

Наде показалось, что брат чуть-чуть подстраивается под нее, и она ответила не сразу. Но тут же отмахнулась от предположения и благодарно взглянула на него. Андрей будто и не заметил этого, положив перед ней очищенную картофелину, сказал, вставая: