Наследство от Данаи

Течение мысли прервал топот шагов, и он снова выглянул на улицу. Во дворе показались Раисины дочки в траурных платках. Аксинья, ее старшая, как-то неестественно выставив вперед руки, держала стопку школьных тетрадей, а Ульяна, прижимая к левому боку, несла шкатулку, ключ от которой, запрятанный в медальон, уже был у Низы. Визитерки не выглядели заплаканными или не отдохнувшими, просто ощущалось, что они спешили дождаться утра, чтобы оказаться среди живых людей, рассказать о своей потере, выполнить материны указания, заняться приличествующими случаю хлопотами и снять с себя неопределенность и бездеятельность.

— Заходите, пожалуйста, — Павел Дмитриевич широко раскрыл двери, пропуская девочек в дом, и зашел следом.

— Держитесь, мои дорогие, — сказал им, легко касаясь плеча каждой. — Все, что надо, мы сделаем.

— Ничего не надо, — вместо приветствия подавлено сказала Аксинья. — Все хлопоты школа взяла на себя.

— Мы пришли по маминому поручению, — с этими словами Ульяна показала глазами на довольно увесистую шкатулку: — Вот. Она велела передать это Низе Павловне и кое-что сказать на словах... — девушка всхлипнула, сдерживая слезы. — Позовите тетю Низу, — грубовато закончила девушка, скрывая свое состояние.

Низа и Евгения Елисеевна незаметно вышли из своих комнат в гостиную и, стоя в стороне от девочек, слушали их.

— Да вы садитесь, — суетливо приказывала хозяйка, когда показалось, что посетительницы израсходовали запасенные слова. — Не волнуйтесь, мы вам не чужие. Что это за тетради ты держишь? — спросила у Аксиньи. — Сюда, сюда, — подсовывала девушкам стулья, заметив, что они осматривают комнату в поисках удобного места.

Девушки разместились вокруг стола, и рядом с ними сел Павел Дмитриевич. Евгения Елисеевна забрала у Аксиньи тетради и положила на тумбочку трюмо, затем приблизилась к Ульяне.

— Нет... — Ульяна отклонилась от рук хозяйки и взглянула на Низу Павловну, вышедшую из своего укрытия и тоже присевшую к столу. — Мама велела передать это вам. Она сказала, вы поймете, что с ним делать. Я не знаю, что здесь. Какие-то бумаги, может, ее личный архив...

Низа Павловна встала, потянулась к Ульяне через стол, взяла шкатулку и поставила рядом со стопкой школьных сочинений.

— Да. Благодарю. Конечно, разберусь, — коротко сказала, и только теперь все заметили, что она беззвучно плакала, наклоняя голову, чтобы ее слез не видели другие. Ее глаза покраснели, а бледное лицо приобрело припухший вид.

— Дочка, доченька, — бросилась к ней Евгения Елисеевна. — Что же ты делаешь? Тебе же нельзя волноваться. Успокойся, моя дорогая, моя милая. Прошу тебя, прошу...

Она обнимала свою дочь так, будто защищала от всех несправедливостей мира, и успокаивающе гладила по спине, а сама, уткнувшись ей в плечо, зашлась безудержным, глухим плачем, отчего все ее хрупкое тело вздрагивало и трепетало, как раскрытое сердце. Павел Дмитриевич, пронявшись общими настроениями, отвернулся от присутствующих и, подавляя рвущееся наружу рыдание, часто и коротко подкашливал.

— Не плачьте, — неожиданно спокойно сказала Ульяна, не скрыв, правда, ноток растерянности. — Мама не хотела бы, чтобы по ней так горевали.

— Извините, — измененным от сильных эмоций голосом ответил Павел Дмитриевич. — Простите нас. Мы не должны не лучшим образом влиять на ваши чувства, но ваша мама была частью и нашей жизни. Мы оплакиваем свою молодость, ее лучшие годы. Мы плачем потому, что жестоко сиротеем на старости лет. Так не должно быть, — он повернулся к девочкам и благодарно улыбнулся им. — Вы умницы. Как хорошо, что вы есть на свете.

— Да, да, — Евгения Елисеевна, справившись с отчаянием, присоединилась к мужу. — Сейчас позавтракаем. Павел, — на выходе из комнаты она позвала его, кивнув, чтобы он шел следом.

Аксинья и Ульяна не успели что-то возразить, тем более что Низа Павловна мягко прижала их руки к столу, запрещая вставать, а сама принялась выставлять из серванта чайный сервиз, мелкие тарелки и звенеть вилками и ложечками.

— Нам советуете держаться, а сами... — обратилась к ней Аксинья. — Мама словно знала, что час ее недолог. Успела побеспокоиться о своих текущих делах и об архиве, — и девушка назидательно кивнула на шкатулку.

— Ваша мама всегда была решительным и мужественным человеком. Да только бед ей довелось перенести много, — тихо согласилась Низа.

Закончив сервировать стол, она подошла к трюмо, погладила пальцами лоснящуюся поверхность шкатулки, давнее изделие ее отца. Она помнила, что шкатулка состояла из трех отделений, расположенных одно над другим. Поэтому в ней было три замка с трех сторон.

В гостиную возвратились Евгения Елисеевна и Павел Дмитриевич, они несли дымящийся кипяток, перелитый в фарфоровую емкость, растворимый кофе, заваренный в заварнике чай, сахар и большую тарелку бутербродов из домашнего печеночного паштета.

— Чем богаты... — как водится, начала хозяйка, но ей не удалось договорить.

— Мама просила, чтобы вы ее при нас открыли, — сказала в это время Ульяна. — Там сверху лежит записка, с которой мы должны быть ознакомлены.