— Мы подождем, — пообещала Аксинья, взглянув на сестру и укрощая ее воинственность суровым взглядом. — Это вам, возьмите, — протянула она ключ от Раисиной квартиры. — Нам с Ульяной хватит одного. И машину берите с собой, в папином гараже поставите.
Низа Павловна спрятала ключ и кивнула, выражая согласие, что без машины ей будет неудобно, затем пошла собираться.
— Когда же похороны? — улучив момент, спросила Евгения Елисеевна о том, что ей было понятно и казалось главнейшим на ближайшие дни. Она не скрывала в своем тоне легкого осуждения дочерей за их чрезмерную деловитость, когда Раиса, может, еще теплая, ждет помощи и внимания. — Когда ее не стало?
— Не знаю, — сказала Аксинья. — Говорят, отошла во сне. В полночь к ней заходила медсестра, и мама мирно спала. А через два часа дежурный врач нашел ее уже бездыханной. А похороны будут завтра в одиннадцать. Пусть эту ночь проведет дома. Придете?
— Конечно, — пообещала Евгения Елисеевна.
— Не удивляйтесь, что мы несколько сухо держимся, — заметив растерянность тетки Евгении, объяснила Ульяна. — Теперь время такое, плакать будем после. А сейчас надо отдать последний долг и выполнить волю мамы. Она ведь на нас рассчитывала. Как вы думаете?
— Конечно, рассчитывала, — согласилась хозяйка, поджав губы.
В свое время, когда Евгении Елисеевне пришлось хоронить убитых немцами родителей, а потом одного за другим двух младших братьев, то она так плакала, что теряла сознание. И ни уговоры, ни угрозы, ни успокоения на нее не действовали. Разве могла она понять сдержанное горе, когда не за кем давать волю слезам и нервам?
3
Низа позвала на помощь своего мужа, попросив его оформить на работе очередной отпуск. Проблема была не только в том, что она боялась оставаться одна в квартире, откуда недавно вынесли покойницу. В конце концов к ней на ночь могла бы приходить Евгения Елисеевна. Но ей добавляло неуверенности то, что она должна была за отведенные Раисой сорок дней завершить начатые ею дела. Основным из них был школьный конкурс про дивгородскую старину. И тут без помощи Сергея, умеющего обеспечить крепкий тыл, Низа обойтись не могла.
После того как она предложила школьникам взяться за поиски материала о погибших в годы войны мирных дивгородцах, она автоматически стала одной из ключевых фигур конкурса. И чувствовала ответственность за его окончательные результаты не только перед памятью подруги, но и перед детьми, а также перед руководством школы, которое одобрило и анонсировало в пределах района проведение этого конкурса. Районная газета «Степная радуга» даже планировала печатать лучшие его работы, начиная с нового года, «выбив» под это дело в администрации дополнительное финансирование на приложение в четыре полосы. Как раз к этому времени истекало сорок дней со дня, когда Раиса переложила завершение своих дел на Низу.
Надо было перечитать все сочинения, прежде чем делать их достоянием гласности, кое-что подправить, отредактировать, убрать ошибки.
Прошло девять дней, и все ритуальные обряды — поминки, молебны за упокой, панихиды, коллективные школьные мероприятия в виде дня памяти любимой учительницы — отошли в прошлое. По истечении нескольких первых дней со дня похорон Раисины дочки, суховатые и уравновешенные сначала, резко изменились. Казалось, в течение этих дней они по инерции воспринимали жизнь так, что вся суета, слезы и разговоры о смерти их не касаются, а речь идет о ком-то чужом, и вот в конце концов убедились, что это их маму положили в землю и они ее больше никогда не увидят, не встретят, не услышат.
Низе и Сергею Глебовичу они отвели свою детскую, а сами перебрались в Раисину спальню. По вечерам они закрывались там и преодолевали горе: пересматривали ее учебники и книги любимых писателей, отыскивали в них подчеркнутые места, пометки или надписи на полях (Раиса, как и Низа, с детства привыкла так читать книги) и долго обсуждали, что здесь или там привлекло мамино внимание. Часто они с кем-то общались по мобильной связи, говорили подолгу, что-то рассказывали, а потом слушали своих собеседников, а после этого громко плакали. Так продолжалось несколько дней, потом они начали успокаиваться, словно приняли в сердце правду случившегося или какое-то решение. На восьмой день, едва стемнело, девушки вышли со своей комнаты и присоединились к Низе Павловне и Сергею Глебовичу, которые сидели перед телевизором с отключенным звуком и смотрели передачи, изредка комментируя их, додумывая на свой лад увиденное.
— К вам можно присоединиться? — виноватым голосом спросила Ульяна. — Не помешаем?
— Наконец вы выбрались из своей скорлупки, — обрадовалась Низа Павловна. — Мы тоже очень грустим по вашей маме, но замыкаться на этом настроении нельзя, так как печаль почернеет. А она должна быть светлой, ведь это хорошо, что ваша мама жила среди людей, родила вас, сделала много других полезных дел. Печаль должна отражать нашу признательность за ее жизнь и наше бережное отношение к тому миру, который она любила.