Я сразу же ушла в холл. И увидела его словно впервые. Он выглядел старше, спокойнее, лучше владел собой, в его раскосых глазах было знание, которое я нашла странно возбуждающим. Увидев меня, он улыбнулся. И я перестала понимать, почему когда-то могла считать его некрасивым. В тот момент, как я подумала о том, как потрясающе он выглядит, он пригладил локон, и его короткие сильные пальцы тотчас же напомнили о часах, проведенных за запертой дверью.
Краска прилила к моему лицу; сердце сильно забилось.
— Останешься на ужин? — ровным голосом спросила я. — Если ты голоден, еды полно.
— Спасибо, но ужин ждет меня в Морве, мне пора идти. — Он сделал паузу и взглянул на закрытую дверь большой гостиной. — Хотя, должен признаться, я хочу пить. Может, найдется сидр?..
— Сейчас принесу.
Когда я вернулась с полным кувшином и бокалом, он все еще стоял в холле, но дверь большой гостиной была приоткрыта. Я подумала: что ему там было надо?
Он быстро выпил сидр и поставил бокал на комод по соседству.
— Можно прийти завтра вечером после ужина?
— Очень хорошо… но, может быть, ты придешь пораньше и поужинаешь со мной?
— Нет, — сказал он, — но останусь на завтрак.
И он опять улыбнулся. В его глазах было выражение, которое я видела и презирала у других мужчин, но у него оно почему-то было невыносимо возбуждающим. Мы стояли, глядя друг на друга, примерно на расстоянии двух футов, и притяжение между нами было настолько сильно, что я почувствовала, что если мы сейчас прикоснемся друг к другу, то вспыхнем, как молния в глухую ночь.
— Тогда до завтра, — сказал он после паузы. — Всего доброго, миссис Рослин.
— Всего доброго, мистер Касталлак, — без энтузиазма ответила я и придержала дверь, когда он выходил на крыльцо.
Когда он исчез из виду, я закрыла дверь и оперлась спиной о стену. Колени опять дрожали; физическое изнеможение ударило по мне, словно молотком. Взяв кувшин с сидром, я налила немного себе в бокал, из которого он пил, и неровными шагами направилась в гостиную.
Стол я увидела с порога. И чуть не выронила бокал. Сидр перелился через край, забрызгал платье и запачкал ковер. Потом у меня начали гореть щеки. Я медленно поставила бокал на стол и один за другим взяла в руки пять золотых соверенов, которые он так заботливо оставил после своего ухода.
В ту неделю каждую ночь Марк проводил на ферме. Когда его не было, я ничем не могла занять себя, кроме самых простых дел, таких, как вытирание пыли с мебели или кормление кур, и в конце концов предоставила Гризельде и Энни выполнять подавляющую часть работы; из экономии я не пользовалась услугами Этель и Милли Тернер со времени смерти мужа. Однажды я-таки съездила на рынок с Гризельдой, но не могла сконцентрироваться на деле и только все напутала. Я жила ради вечеров, но, хотя не раз просила Марка поужинать со мной на ферме, он всегда отказывался.
Его отказы злили меня и странным образом унижали.
— Я что, недостойна с тобой ужинать? — наконец спросила я. — Меня оскорбляет, что ты приходишь сюда вечер за вечером, но не делаешь ничего, кроме…
— Кроме? — Он засмеялся, забавляясь моим смущением, и сказал тягучим голосом: — Но ты же должна признать, что это весьма существенное «кроме»!
Его спокойствие очень меня разозлило.
— Но почему ты отказываешься со мной ужинать? — спросила я. — Мне кажется, я по крайней мере имею право узнать причину!
— Ты ни на что не имеешь права, моя дорогая, — вежливо возразил он. — Я тебе не подотчетен. Я вправе делать все, что мне заблагорассудится.
— Очень хорошо, — воскликнула я в ярости, — будь независимым сколько влезет! Полагаю, ты по своей молодости путаешь это понятие с высокомерием. Но это не имеет для меня ни малейшего значения.
Он опять засмеялся.
— Мне нравится, когда ты сердишься! — только и сказал он, а потом протянул руку через стол и коснулся моей руки, и я почувствовала, как уже знакомая дрожь возбуждения пробегает по моему телу. Его голос, низкий, красивый голос, который мне так нравился, велел мне быть терпеливой, потому что в конце концов я получу все, что хочу. — Когда мы с тобой первый раз поужинаем вместе, это будет большой праздник, — сказал он, — а не прозаическая трапеза на маленькой корнуолльской ферме, где ты ужинала с мужем и принимала… других людей. Лишь верь мне…
Но я ему не верила. Я не верила его торжественным обещаниям, а его откровенная нелюбовь к ферме, которую я так любила, мучила меня и отталкивала от него. Я знала, что молодые люди часто обещают в будущем дать много, не собираясь держать слово, поэтому подумала, что он просто успокаивал меня, сглаживал раздражение, чтобы я снова превратилась в податливую, удобную женщину, к которой можно приходить, когда захочется.
Мое недоверие усилилось, когда на следующий день он уехал в фамильное поместье Касталлаков в Гвике. Там у него были какие-то дела, как он небрежно сообщил мне, и в Морву он должен был возвратиться только через несколько дней.