Наследство последнего императора. 2-я книга

Открылась дверь, и вышел Николай в ночной сорочке.

– Яков Михайлович?.. Объясните, пожалуйста, что происходит? В чём дело? – хриплым со сна голосом спросил он. – Евгений Сергеевич говорит, в городе стрельба? Но мы ничего не слышали.

– Николай Александрович, – произнес Юровский. – Стрельбы пока нет, но она произойдёт с минуты на минуту. Необходимо спуститься в безопасное помещение. Возможен бой…

– Не простой бой!.. – неожиданно с истеричностью пьяного выкрикнул Ермаков. – А бой кровавый и последний!..

– Заглохнешь ты, наконец, Пётр Захарович! – полным ненависти голосом произнес Юровский.

Николай вопросительно посмотрел на коменданта.

– Не обращайте, пожалуйста, внимания, Николай Александрович. Товарищ Ермаков всегда в повышенном тонусе перед возможными боевыми действиями.

Николай, как и Боткин, понимающе кивнул.

– Ясно… Спасибо, Яков Михайлович, но мы предпочитаем остаться на месте. И никуда не ходить. Ведь вы же не эвакуируете соседние дома?

Такого вопроса Юровский не ожидал.

– Совершенно справедливо – не эвакуируем, – поспешно согласился он. – Потому что их жители не представляют для анархистов и их артиллерии такого интереса, как вы и ваши дети. Нужно спуститься вниз, переждать. А потом сейчас же вас, Александру Фёдоровну и ваших детей мы перевезём в другое, более спокойное место

Он специально с нажимом произнес «дети», будучи уверенным, что Николай подчинится. Но он не подчинился.

– Мы подождём здесь, – упрямо повторил Николай.

– Николай Александрович, – из последних сил оставаясь спокойным, произнес Юровский, железной хваткой взяв Ермакова за локоть. Тот даже не почувствовал, готовый открыть стрельбу немедленно. – Не стоит так рисковать семьёй. Если снаряд попадёт в вашу спальню, упадёт на кровать хоть Алексея… Или девушек… А я уверен, что он обязательно попадёт, так как анархистов интересует только ваша семья, расстрела которой они постоянно требуют. Вы себе своего упрямства никогда не простите.

И многозначительно произнес:

– Вы меня понимаете?

И тогда Николай сдался.

– Наверное, вы правы… Безусловно, правы. Не стоит рисковать. Тем более что, если я правильно понял, – перешёл он на шёпот, – у вас в отношении нас есть особые планы?

– Есть, – подтвердил Юровский. – Особые. Офицерские.

Глаза Николая засветились счастьем.

– Господи, – у него выступили слезы и покатились по усам и бороде. – Ты услышал нас!.. Родной вы наш Яков Михайлович!.. – он порывисто шагнул к Юровскому, схватил обеими руками его руку и сердечно сжал её. – Если бы вы знали, как я вам благодарен! И супруга, и дети!.. Сколько вы даёте нам времени?

– Максимум полчаса.

– Мы управимся быстрее, – торопливо пообещал Николай.

– Очень хорошо. Мы вас ждём на лестничной площадке. Около медведя.

– А наши вещи? – спросил Николай.

– Ваши вещи будут доставлены сейчас же вслед за вами. Относительно сохранности не волнуйтесь. Вам моё честное слово.

Николай радостно улыбнулся.

– Вот теперь я не волнуюсь! Совсем не волнуюсь. Вы меня успокоили. Я полностью вам доверяю, Яков Михайлович! Потому что за это время убедился: вы исключительно порядочный и честный человек! Замечательный человек!

– Спасибо за доверие, Николай Александрович, – улыбнулся Юровский. – Поторопитесь, пожалуйста. Всё обойдётся. Всё будет хорошо…

Николай вдруг вспомнил, как год с небольшим тому он такие же слова и с такой надеждой говорил Керенскому, а совсем недавно – комиссару Яковлеву.

Встретить и проводить Романовых в полуподвал Юровский оставил Никулина, а сам пошёл проверить готовность расстрельной команды.

На верхней площадке широкой деревянной лестницы стояло чучело медведицы с двумя медвежатами, напротив – трюмо в ореховой раме.

Юровский глянул на себя в зеркало. Его обычно тёмно-загорелое лицо было сейчас бледным.

Он быстро спустился вниз, в сад, и направился в сторону расстрельной комнаты. У входа в неё нестройной группой стояла команда – Медведев, Кудрин, Кабанов и пятеро солдат – латышей и венгров, у которых, кроме наганов за поясом, за спиной были винчестеры со штык-ножами. Русские и венгры угрюмо молчали, латыши курили махорку и переговаривались на своём булькающем языке, иногда негромко посмеивались.

– Готовы?

– Готовы, – ответил ему за всех Кудрин.

И Юровский вернулся в дом.

Прошло почти сорок минут, когда в коридоре, где ждал Никулин, послышались тихие шаги. Романовы шли гуськом, не торопясь, – одетые, умытые.

Первым шёл Николай. Он нёс на руках Алексея. Оба они были в сапогах, военных тёмно-синих шароварах, гимнастёрках, на головах фуражки. За ними осторожно шла Александра в сером дорожном платье. Она прихрамывала и время от времени поправляла на правой руке спрятанный под рукавом огромный, от кисти до локтя, самодельный браслет из толстой золотой проволоки. В левой руке Александра держала маленькую подушку с зашитыми драгоценностями. Ольга поддерживала мать под локоть. На ходу девушка пыталась поправить лифчик с бриллиантами – он был ей тесен.

Лестница на пути в расстрельную комнату