Колчак обещаниям союзников верил. Мало того, решил удержать чехов так: настоял, чтобы Гайда был назначен командующим Сибирской армией, которая совсем недавно успешно отразила контрнаступление красных и вновь отбила Пермь. Поддержали союзники, по крайней мере, на словах, также и план весенней кампании: предполагалось, что Сибирская армия вместе с чехословацким легионом осуществит мощный прорыв к Мурманску, где соединится с белогвардейскими частями и отрядами англичан и американцев, чтобы оттуда ударить на Петроград, а потом уже в Москве соединиться с Добровольческой армией Деникина и двинуться на Восточный фронт.
Но иногда на адмирала сходило просветление, и он не понимал, почему чехословацкие эшелоны продолжают двигаться на Восток, а не на обещанный Северо-Запад для решающей схватки с большевиками и немцами. И почему для чехословацкого легиона, к которому присоединились польский и сербский легионы, выбран такой удивительный путь к французским войскам: почти через весь огромный евразийский континент, потом через Тихий океан, потом опять пересекать большой континент, теперь американский, далее ещё один океан, Атлантический, и, наконец, Европа. Нужны колоссальные транспортные сухопутные ресурсы, огромный тоннаж морских судов, и при том огромные риски, особенно, на Атлантике. И погодные, и военные: Германия, хотя и на пределе, но подводный флот её всё ещё остаётся опасным. Куда проще, быстрее и, главное, дешевле отправить легионы во Францию через Мурманск и далее – морем. А ещё лучше разгромить коалицию Центральных держав на западных границах России – на Восточном фронте и с триумфом соединиться с Западным, европейским.
Внятных ответов Колчак не получал. И Жанен, и Нокс и даже бывший австрийский аптекарь Гайда (осмелел, мерзавец, получив от Колчака генеральские погоны!) советовали ему больше заниматься делами своего «государства», а большая европейская стратегия… Она делается в другом месте и другими людьми, очень сложна для понимания – потруднее шахмат, и вряд ли, на взгляд из Сибири, адмиралу и даже представителям Антанты может быть понятна до конца.
После таких снисходительных объяснений, Колчака охватывали ещё большие подозрения. Он начинал думать, что союзникам Россия как единое государство вообще не нужна; им выгоднее, чтобы на этих огромных и сказочно богатых пространствах вообще не было никакой власти и никакого русского государства – ни красного, ни белого. Лишь клочки «самостоятельных» территорий, где все будут воевать против всех, а союзники – мирить врагов и ссорить их снова и таскать из взбаламученной воды жирную рыбу.
Но он тут же старался ужасные подозрения в себе давить, потому что иначе всё теряло смысл, а прежде всего, его собственная жизнь и судьба. Теряла смысл и война с большевиками, если цель её – взаимное уничтожение русских. За которым мёртвое, пустое поле битвы: роскошный подарок для цивилизованных мародёров, европейских, американских, азиатских.
Впрочем, страхи нападали на Колчака, в основном, когда заканчивался морфий. Его требовалось каждый раз всё больше. Правда, недавно госпитальный врач Сергеев 3-й в чине подполковника посоветовал кокаин – этот веселящий порошок как раз входил в моду. Но запротестовала Анна Тимирёва, любовница Колчака и до сих пор законная жена капитана Тимирёва, давнего друга и соратника адмирала. Колчак лихо и беспощадно отбил её у друга ещё до революции. Она несколько раз возвращалась к мужу, который от отчаяния перекинулся к большевикам. В конце концов, Анна Тимирёва сделала выбор. Отправившись с мужем в служебную командировку на Дальний Восток, куда капитана Тимирёва направила советская власть, Анна Васильевна узнала по дороге, что Колчак – неподалёку, в Японии, куда его вызвали англичане, чтобы рассмотреть адмирала поближе перед тем, как сделать его Верховным правителем России. Тогда-то Анна ушла от мужа уже навсегда, бросившись, как в омут, в объятия Колчака. И хоть он иногда раздражал её и даже обижал, но его голос, но его интонация, но слова, которые он шептал ей по ночам, обладали огромной властью. Стоило Колчаку произнести глубоким полушёпотом несколько интимных слов, как у Тимирёвой подгибались колени, её охватывала тёплая тяжесть, и удержаться она могла только в объятиях адмирала.
Однако через несколько дней после того, как Колчак научился втягивать белый жгучий порошок своим турецким носом, из которого теперь постоянно текло, Тимирёва заявила:
– Оставь этот проклятый порошок, Саша. Мало того, что ты мужскую силу теряешь. Посмотри на себя в зеркало!
– И что я должен увидеть? – нервно спросил адмирал.
– Зрачки во все глаза, горят как у волка. Взгляд дикий, как у сумасшедшего. И как ты стал вести себя? То мчишься куда-то, речи бешеные без конца, раздражаешься, злобишься по пустяку. И этот взгляд мессии – новый Керенский и кончено! А потом будто спишь на ходу, ничего не понимаешь, что вокруг творят, говорят и делают.