Я спрашиваю всех, в ком есть хоть искра благочестия, пусть даже самая слабая: разве не очевидно, насколько ярче сияет слава Божья в прежнем способе принятия таинства и насколько больше духовного утешения получают от него верующие, чем от этих бесполезных и бессмысленных ухищрений, предназначенных лишь для того, чтобы развлечь и поразить публику? Оглушённый и сбитый с толку суеверием народ послушно идёт туда, куда его влекут, - и они называют это «удерживать народ в вере и страхе Божьем»! Если кто-нибудь вздумает оправдывать эти измышления древностью, то я отнюдь не пребываю в неведении относительно того, насколько древним является употребление елея и дуновений при совершении крещения (Тертуллиан. О крещении, против донатистов, 7 (MPL, I, 1315) и мн.др.) и насколько быстро в послеапостольскую эпоху Вечеря Господня оказалась опутанной человеческими ухищрениями. Всё это - свидетельства суетности, глупости и дерзости человеческого разума, который не может удержаться, чтобы не искать себе развлечений в божественных тайнах! Так будем же помнить о том, насколько высоко ценит Бог повиновение его Слову - настолько, что желает, чтобы в его Слове мы судили и Ангелов, и весь мир.
Если оставить все эти помпезные церемонии, можно было бы считать, что Святая Вечеря совершается как должно, когда предлагается в Церкви весьма часто - по крайней мере раз в неделю - и следующим образом. Сперва просто читаются публичные молитвы, затем следует проповедь. Далее, когда хлеб и вино будут лежать на столе, пусть служитель скажет об учреждении Вечери и объяснит обетования, в ней заключённые, а вместе с тем и отлучит всех тех, кто исключён из причастия запретом Господа. Далее пусть совершается молитва Господу дабы Он с той же милостью, с какой дал нам эту священную пищу, соблаговолил наставить и расположить нас к надлежащему принятию её в вере и сердечной благодарности и по милосердию своему сделал нас достойными такой трапезы - ибо сами по себе мы вовсе не таковы. При этом пусть поются псалмы или читаются отрывки из Евангелия; и пусть в соответствующем порядке верующие причащаются; а служителям следует преломлять и раздавать хлеб и прилагать чашу. По окончании Вечери пусть верующие будут призваны к чистой вере и её твёрдому исповеданию, к любви и к соблюдению нравов, достойных христианина. Наконец, надлежит воздать благодарение и хвалу Богу. По завершении всех этих действий Церковь и все присутствующие отпускаются с миром.
44. Всё сказанное до сих пор об этом таинстве явно показывает: оно было установлено не для того, чтобы принимать его один раз в год (таково предписание Четвёртого Латеранского собора (1215), канон 21 (см. Hefele-Leclercq, op. cit., v.5, p. 1349 s.)), и то по обязанности, как это стало обычным в наше время. Нет, оно было предназначено для частого употребления всеми христианами, чтобы напоминать им о страстях Иисуса Христа. Это напоминание и памятование должно поддерживать и укреплять их веру, побуждать их ко хвале Господу и прославлению Его благости. Наконец, оно призвано утверждать и питать их взаимную любовь, дабы они проявляли её друг к другу, сознавая себя соединёнными любовью в единстве Тела Иисуса Христа. Ибо всякий раз, когда мы приобщаемся символу Тела Господня, мы словно заключаем между собой договор, принимая на себя взаимные обязательства по исполнению дел любви. В силу этого договора никто из нас не должен делать ничего, что могло бы задеть брата, и не упускать ничего, что могло бы стать для него помощью и поддержкой всегда, когда возникает такая возможность и необходимость.