Наставление в христианской вере, т.4

На это уместно кратко ответить, что и печати, прилагаемые к письмам и государственным документам, сами по себе ничего не значат. Ведь если на пергаменте ничего не написано, печать бесполезна. Но когда печать прилагается к написанному тексту, она подтверждает и удостоверяет его подлинность. И пусть наши противники не говорят, что такое уподобление измыслено нами: к нему прибегал уже св. Павел, когда называл таинство обрезания греческим словом «sphragis», то есть «печать» (Рим 4:11). Апостол доказывает, что для Авраама обрезание явилось не причиной праведности, а печатью Завета, верою в который он был оправдан ещё до обрезания. И почему, спрашивается, нас должно смущать учение о том, что обетование запечатлено таинствами? Очевидно, что одно обетование подтверждается другим, и более явное из них оказывается более подходящим для удостоверения веры. Но ведь именно таинства представляют собой самые ясные обетования и к тому же, помимо и в отличие от Слова, имеют ту особенность, что являют нам изображение как бы вживе. И пусть нас не беспокоят обычные ссылки на различие между таинствами и светскими печатями: дескать, и те и другие состоят из плотских элементов мира сего; но именно поэтому таинства не могут запечатлевать духовные обетования Бога таким же образом, каким печати удостоверяют указы властителей, касающиеся вещей земных и преходящих. Это возражение не достигает цели, потому что верующий человек при виде таинств не останавливается на их внешней стороне, а поднимается в священном созерцании к сокрытым в них высшим тайнам, следуя условному соответствию между плотским образом и духовной реальностью.

6. Господь называет свои обетования «заветами» и «договорами» (Быт 6:18), а таинства - знаками договоров. На этом основании мы можем сравнить их с договорами между людьми. У древних существовал обычай в подтверждение договора закалывать свинью. Но что значила бы заколотая свинья, если бы ей не сопутствовали, более того, не предшествовали слова договора? Ведь свиней то и дело закалывают, отнюдь не вкладывая в это какого-либо таинственного смысла. И что означало само по себе соприкосновение рук? Ведь очень часто руки касались врага, чтобы причинить ему зло! Но когда соприкосновению рук предшествовали слова дружбы и договора, они обретали в этом знаке подтверждение, хотя были высказаны и приняты ещё до него.

Таким образом, таинства для нас суть действия, удостоверяющие обетования Слова Божьего. А поскольку мы создания плотские, то и они даны нам в плотских вещах, чтобы наставлять нас соответственно возможностям нашего грубого разумения и направлять, как направляют педагоги малых детей. Св. Августин потому называл таинство «видимым словом» (Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, LXXX, 3 (MPL, XXXV, 1840); Против Фауста-манихея, XIX, 16 (MPL, XLII, 557)), что оно в образе являет нам обетования Бога. Можно привести и другие сравнения для обозначения таинств - например, назвать их столпами веры. Подобно тому как здание опирается на фундамент, однако, будучи подкреплено столпами, становится прочнее, так и наша вера: опирается, как на фундамент, на Слово Божье, но при добавлении таинств, подобных столпам, делается ещё крепче и прочнее. Или же можно сравнить таинство с зеркалом, в котором нашему созерцанию открываются данные нам сокровища благодати Божьей. Ибо через таинства, как уже было оказано, Бог являет Себя нам (в той мере, в какой нашему слабому разумению дано его познать) и свидетельствует о своём благорасположении к нам с большей очевидностью, нежели в Слове.

7. Несостоятелен и другой довод, на основании которого некие люди пытаются опровергнуть утверждение, что таинства суть свидетельства благодати Божьей. А именно: очень часто к ним допускаются нечестивцы, которые, однако, в результате не ощущают большей благосклонности Бога - напротив, стяжают ещё более суровое осуждение. Но ведь на том же основании можно было бы сказать, что и Евангелие не является свидетельством благодати Божьей, так как презираемо многими из тех, кто его слышал; не является и сам Иисус Христос, которого видели и знали очень многие люди, однако приняли весьма немногие. То же самое верно в отношении указов властителей. Значительная часть народа знает о том, что они скреплены подлинной печатью государя, и тем не менее не перестает их хулить. Одни считают, что они к ним не относятся, другие вообще их отвергают. Так что приходится признать приведённое выше сравнение уместным.

Итак, несомненно, что Господь как в своём священном Слове, так и в таинствах являет всем нам благоволение своего милосердия и благодати. Однако воспринимает их лишь тот, кто непоколебимо верует Слову и таинствам. Несомненно также и то, что Господь наш Иисус Христос был явлен Отцом для спасения всех людей, но не всеми был узнан и признан. Именно это имеет в виду св. Августин, когда говорит, что сила Слова, пребывающая в таинстве, заключается не в его произнесении, а в той вере, с какой оно принимается (Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, LXXX, 3 (MPL, XXXV, 1840)).