О прекрасная моя и благословенная в женах, неплодная! Не могу в сытость намыслиться о тебе – столь сладка мне память твоя, память Лотова. Семь мужей и 7000 имела ты и ныне имеешь, но все прелюбодеи, кроме сына Товитына, а Рафаилова друга Товии. Сей накадил невестник и ложе твое фимиамом и благоуханным чадом, восходящим из сладчайшей памяти о муже твоем, да в память вечную будет праведник, переспал с чистою невестою не зазорно и целомудренно, вне бесовского идольского смрада, обретя, как в рыбе печенку, внутри царской сей дочери славу ее, касию и стакти в ризах ее; вырастил детей не в рабство, но в свободу, которые не от похоти женской, не от похоти мужской, но от Бога родились, как сделал оный пророк: «Отныне детей сотворю, которые возвестят правду твою, Господи, спасения моего». «Я уснул…» Скажите мне, кто у вас человек, боящийся Господа? Кто? Не Ханаан-отрок и хлопец, но прямой муж оный: «Господь с тобою, муж сильный».
Есть ли кто из числа оных мужей? «Мужи, любите своих жен». «Я же говорю во Христа и во церковь».
Так возлюбите со мною неплодящую сию! «Возвеселися, неплодная, нерождающая!»
Если ж сия не нравится, кроме нее суть множайшие дочери царские. Какие? А вот оные: Иудифь, Руфь, Рахиль, Ревекка, Сарра, Анна, мать Самуилова, любезная Давиду Авигея, Далила Самсонова, Фамарь, Есфирь. А Еву ты забыл? И не читал ли ты, что ангелы Божии амурились с дочерьми человеческими? Сии-то девочки согревали старость Давидову. С теми же любился и сын его, и в одной хвалит всех в конце притчей. Все сии жены амурятся и рождают не на дольних северных берегах и полях, но на горних стремнин черкесских верхах, в беспечных местах райских; и о сих-то оленицах спрашивает Бог у Иова: «Уразумел ли ты время рождения коз, живущих на горах каменных?»
Там-то обновляется орляя юность Давида. Возрастают новые рога и ему, и козам. Так и евангельские оленицы: Елисавета и восшедшая в горнее Мариам. Туда же поднята Петром и Тавифа, сиречь серна, сайгак. Туда отсылает ангел и мироносиц. Кратко сказать о всех: да не растлится девство их. «Даны были жене два крыла орла великого».
Что ж ты думаешь, о амурник мой? «Не суть советы мои, как советы ваши». Знай, друг мой, что Библия есть новый мир и люд Божий, земля живых, страна и царство любви, горний Иерусалим; и, сверх подлого азиатского, есть Вышний. Нет там вражды и раздора. Нет в оной республике ни старости, ни пола, ни разности – все там общее. Общество в любви, любовь в Боге, Бог в обществе. Вот и кольцо вечности! «От людей сие невозможно».
Брось думать, что Ева – старуха или чужая жена. Сии думы суть от берегов содомлянских. «Гроздь их – гроздь желчи». Сей-то корень вверх прозябает, многих оскверняя. И не многие ли осквернились, прочитав Лотово пьянство? «Все же чистое чистым». «Но осквернился их ум и совесть».
Плюнь на бабские и детские сказки, неверными чтецами и на ложь, плотоядными змиями отрыгаемую, растлившими Еву, обращающими лукавое свое вспять в Содом око, на свою блевотину. «Взалчет, как пес».
А ты, друг мой, поспешая и не осматриваясь ни вправо, ни влево, иди в горнее со тщанием, куда тебя зовет и не обманщик змий, но прозорливый Захария. «О! О! Бежите от земли северной». И Исайя: «Отступите, отступите, изыйдите отсюда». «Приди, да покажу тебе суд любодейцев великих». «Как от вина ярости любодеяния своего напоил всех язычников». «О град крови, весь лживый, полный неправды… Голос бичей и голос тряски колес, и конника текущего, и колесницы шумящей… Открою прошлое твое к лицу твоему и покажу язычникам срамоту твою и царствам бесчестие твое… Положу тебя в притчу… Низвергну на тебя оглушение по нечистотам твоим». «Падет, падет Содом».
Но, о друг ты мой! Прежде приберись и уготовься для Синайской оной горы, сладким дымящейся оным дымом нашего Лота. «Христово благоухание мы есть». Пожалуй, будь мудрою девою, если хочешь быть в Кане Галилейской и преображенного из огнушенных сих (мочащихся к стене городской) псов мочи и жезлом мойсейским услажденного насладиться муста. Заплачь, о Иеремия, как «оскудели добрые девы». Но ты веселее воспой, о Исайя!
«Святися, святися, горний град!» «Возведи окрест очи твои и гляди». «Се дочери твои на плечах поднимутся». «Какие суть? Они, как облака, летят и, как голуби, с птенцами ко мне». «Отворятся ворота твои всегда. Приложится к тебе богатство мирское…» «Радуйся, пустыня». «Кто даст мне крылья? И полечу…»