Пилот сбросил не один, а два пакета. И не на парашютах, а на маленьких привязанных аэростатах, так что они упали со стремительностью, вызвавшей у меня опасение за сохранность их содержимого.
Пакеты оказались почти рядом, меньше чем в сорока ярдах от места запуска ракет. Я был почти уверен, что найду в них одни осколки, но я недооценил искусство и опыт летчиков военно-морской авиации: содержимое было так прекрасно упаковано, что ничего не разбилось. Пакеты дублировали друг друга. В каждом было по две ампулы инсулина и три шприца для инъекций. Тот, кто упаковывал их, явно не доверял случайности. Но в этот момент я не думал о благодарности. Я тотчас же сунул коробки под мышку и опрометью бросился к тягачу.
Два часа спустя водитель Хилкреста включил максимальную скорость, и, несмотря на устойчивость, обеспеченную четырьмя широкими гусеницами, «Сноу-Кэт> раскачивало из стороны в сторону. Это была неудобная местность, иссеченная расселинами и трещинами, и мы были вынуждены совершать большие объезды, уведшие нас на три с лишним мили в сторону от Кангалакского ледника. И снова вожак Балто доказал свою незаменимость, неутомимо забегая вперед, он неоднократно уводил «Сноу-Кэт» от опасных мест. Путь наш был труден и опасен, хотя после того, как над плато разлился бледно-серый свет арктического полдня, выбирать дорогу стало намного легче.
Для всех нас это было время напряженности и все возрастающей тревоги, которая становилась почти невыносимой. Первые тридцать-сорок минут я был всецело занят оказанием медицинской помощи Малеру, дыхание которого резко ухудшилось, Мари Ле Гард, Елене, Джекстроу и, конечно, Веджеро с его искалеченными руками. Потом я сам подвергся манипуляциям Хилкреста. После этого мне уже нечего было делать, да и всем нам тоже — разве что пытаться подавлять горькие мысли о том, что будет, если «ситроен» доберется до конца ледника раньше нас.
Ровно в полдень тягач резко остановился. Мы все выскочили узнать, в чем дело. Оказалось, что водитель ждет дальнейших указаний. Мы неожиданно обогнули горб последнего ледяного гребня, который лежал между нами и самим ледником.
Даже при сумеречном свете арктического дня раскинувшаяся перед нами панорама была такова, что у нас перехватило дыхание.
С севера и до самого побережья тянулась ледяная равнина, образуя у берега вертикальные, а местами нависающие утесы — хорошо известный феномен фронтона Китайской стены: никто и никогда не мог надеяться пристать или высадиться в этих местах.
К югу, отделенный от фиорда, простирался широкий залив, который был окаймлен низким скалистым берегом, свободным ото льда, но кое-где припорошенным сугробами снега, сдуваемого ветром с ледникового плато. Если нам когда-либо будет суждено отплыть, мы сделаем это именно там.
В центре, между низкими берегами фиорда, лежал сам Кангалакский ледник, который понижался в сторону фиорда и заканчивался крутым обрывом. Поверхность ледника представляла собой пересечение поперечных и продольных трещин, огромных зияющих бездн и неровных, похожих на клыки, торчащих между стенами крупных расселин.
Конечно, Смолвуд не выведет тягач на эту часть ледника, он никогда не решится на столь отчаянный и безумный шаг. Не говоря даже о трещинах, при такой крутизне уклона «ситроен» сразу же занесло бы, он потерял бы сцепление и полностью вышел из-под контроля.
А дальше, за всем этим, простиралось море, усеянное островами и льдами, Баффиново море. Вдоль побережья тянулся пояс торосов, между которыми виднелись открытые пространства, и полыньи, и на большом расстоянии друг от друга маленькие айсберги.
Но были два предмета, которые не изменялись и не исчезали, — два корабля. Тощий зубчатый силуэт одного из них можно было узнать, несмотря на клубящийся туман, который как будто размывал его отчетливые очертания, придавая ему призрачный вид. Это был эсминец «Уайкем».
Он двигался медленно и осторожно в сторону берега, сквозь насыщенные льдом воды залива, слева от нас. Согревающее душу и глубоко обнадеживающее зрелище, по крайней мере, оно могло быть таким, если бы не второй корабль, который сразу же безраздельно приковал к себе мое внимание.
Я не видел его целиком, большую часть его корпуса заслонял обрывистый край ледника, но его маленький низкий мостик, две мачты и широкие тупые крылья носа, обращенного в сторону моря, четко отражались в зеркально ясной воде залива. Это без всякого сомнения был траулер, и у меня мелькнула мрачная мысль, что у этого траулера особая цель, если он рискнул пробиться сквозь замыкающие устье фиорда льды.
Я выхватил у Хилкреста бинокль. Одного взгляда было достаточно. Даже при сером свете полудня я разглядел в сумрачной глубине фиорда то, что мне нужно было увидеть. И я увидел гораздо больше, чем хотел. Несколько секунд я стоял не шевелясь, напряженно прислушиваясь, не донесется ли звук мотора «ситроена». Через несколько секунд я уже был в кабине «Сноу-Кэт» возле рации.