В большой гномской кузнице по ночному времени было тихо и темновато. Множество гномов спало вповалку возле своих горнов и наковален прямо на каменном полу, даже не подстелив одеял. А те, кто не спали и тихо курили трубки, собравшись у водоёма, так обрадовались, что даже забыли воздать Лизе почести, подобающие принцессе, чем изрядно её порадовали. Тут были Эрин и Тори, Бьорн и Дорн, старый Ньяли и четверо его учеников, а ещё Лиза с радостью увидела Горна и Олли, которым, видно, даже ожившие сталактиты со сталагмитами оказались нипочем. Гномы окружили нашу компанию, кланялись Болли и ёрзавшему в клетке Филину, хлопали по плечу Лёвушку и даже были милостиво допущены к поглаживанию Мурремурра. А Лизу они то и дело ласково трепали по рыжим кудряшкам, и, хотя ладони у них были жёсткие и тяжёлые, это всё равно было куда приятнее церемонных поклонов и титулования.
— Вы вернулись!
— Что случилось?
— Лиллибет, огонёчек!
— Почтенный Болли!
— Неужели ворота заклинило?
— Лиллибет, золотко!
— А ведь мы вам стучали потом изнутри, стучали!
— Хотели догнать!
— Доблестный Лео, вы молодец!
— Храбрый кот, как мы вам благодарны!
Болли поднял голову и позвал куда-то вверх, так что между каменных стволов-колонн пролетело эхо:
— Шинни, а ну-ка спускайся к нам, хватит прятаться!
Шин-Шин с шорохом спикировала вниз и сделала грациозный круг над головами изумлённых гномов.
— Кто её раньше не видел:
— запомните: она наш друг! — наставительно сказал Болли. — Дис моя её приветила, и хорошо сделала, а то не вернуться бы мне сюда, пока огонь не станет водой. Так что примите её как подобает. — Гномы преодолели замешательство и низко поклонились мышекрыске, смущённо завернувшейся в чёрные крылья и опустившей ресницы.С достоинством ответив на приветствия и твёрдо отложив на потом дальнейшие расспросы, Болли с помощью ювелиров Ньяли и Ньярви деловито зажёг несколько факелов в дальнем углу и немедленно принялся за работу, утвердив возле наковальни для освещения хрустальный шар с водой. Клетка снопа была подвергнута тщательному осмотру при помощи разных луп и выстукана разнообразными молоточками, потом Болли подошёл к плоскому ящику с песком и что-то принялся чертить. Лёвушка, встав на цыпочки и вытянув шею, глядел ему через плечо.
— Хорошо хоть крепость-то наша, хвала Луне, не меняется! Туда всё это колдовство ещё не добралось и не доберётся, клянусь моей бородой! — бормотал Болли. — А я-то хорош! Обвёл меня вокруг пальца этот Мутабор! — он перекинул свою экстраординарную бороду через плечо, чтобы не мешала работать. — Старый я дурак, до седин дожил, а ума не нажил! Это же надо — на слово поверить! И кому!
— Не огорчайтесь, досточтимый Болли, — Лиза решила поучиться у Лёвушки гномской учтивости, — кажется, не вас одного он вокруг пальца обвел, а почти всех.
— А кого не обвёл, те по клеткам сидят, — мрачно кивнул Лёвушка.
— А это разве не одно и то же? — ехидно поинтересовался Болли, подняв глаза от наковальни. — Думаете, приятно гному в дереве сидеть, да ещё и над водой? Одно издевательство…
— Иначе никак было, — извиняющимся тоном пискнула Шин-Шин, кружившая над наковальней.
— Да всё было иначе никак! — отозвался Болли. — А мне было никак не отказаться Корону уродовать! Эх, видели бы вы, какой бриллиант мне пришлось из короны выковырять ряди этого поганого Карбункула — редчайший, голубой, он прямо светился весь… А что теперь делать — ума не приложу! Пропали мы с этой коронацией!
— А что вы с Короной сделали? — осторожно спросила Лиза.
— Я же говорю, Чёрный Карбункул в неё вставил, — ответил Болли. — Этими самыми руками.
Филин в клетке сверкнул глазами.
— И… и что? — проговорил Лёвушка.
— А то! Выдержат теперь Карбункул в закрытом ларце трое суток, как положено, наденут на этого принца эту Корону, а камень этот всех кругом сожрёт — и нам всем конец!
Было совершенно непонятно, но очень страшно.
— Объясните, — чужим голосом попросила Лиза, позабыв об учтивости.
— А что объяснять? — пробурчал Болли, надевая устрашающего вида защитные очки. — Знаем мы таких! Сначала с природой балуются, камни мучают, думают, раз камень, так ему не больно. А камни — они все чувствуют, уж мы-то, гномы, это знаем. Думаете, чего подземелья так взбесились? — продолжал Болли, вытворяя что-то затейливое при помощи клещей и нескольких маленьких молоточков. — Сидят, понимаете, некоторые в этом Чёрном Замке, сочиняют такие Карбункулы… А что сочинили — сами не знают! Тьфу! Он уже и тогда был такой, что смотреть тошно, а теперь-то и подавно… Гномы никогда живых камней не делают, потому что опасное это дело, а главное нечестное и нехорошее! Если ты камень так будь уж неживым! А Мутабор этот, маг, понимаете ли, камешек придумал, который чужие души ест! На живых душах ого вырастил! А камни — штука такая. Им только покажи, как живыми быть, а им и понравится, и они всё живое кругом высасывать начнут! А этот Карбункул — он, скажу я вам, такой силы у Myтабора этого получился, что впору обзавидоваться, только вот завидовать-то нечему.
— Мама дорогая, — сказал Лёвушка. — Только зачем его в Корону-то вставлять?