Настоящая жизнь

– Обязательно. Прости, – тихо отзывается Уоллас. В горло словно влили расплавленный асфальт. Миллер и Коул в панике переглядываются. Эмма гладит его по колену и лепечет что-то успокаивающее. Винсент снова принимается хлебать свою мимозу.

– Уоллас, – начинает Коул, но Уоллас поднимает на него глаза и улыбается.

– Все хорошо, Коул. Все в порядке.

Все потрясенно молчат, но вскоре тишину нарушает бренчание ножей и вилок. Прямо как вчера за ужином, когда Роман унизил его, а все, как ни в чем не бывало, вернулись к еде, вежливо отказываясь замечать, что ему нанесли удар. Уолласу не грустно. Ни скорбь, ни отчаяние его не переполняют. В конце концов, он был к этому готов. Со вчерашнего вечера ожидал ответного удара. Даже удивительно, что Винсенту на это потребовалось так много времени. Уоллас вытирает губы салфеткой и отправляет в рот еще кусочек блинчика.

Старательно жует, хотя вкуса почти не ощущает. Миллер смотрит на него с тревогой, словно ждет, что он в любой момент испарится. Уоллас запивает блинчик кофе.

– А ты, Эмма, чем сегодня будешь заниматься? – спрашивает он.

– Ой, наверно, просто посплю, – смеется она. – Или почитаю.

– Я тоже, – подхватывает Уоллас. – Взял вчера в библиотеке книгу, про которую Том говорил. Пока нравится.

– Правда? – криво усмехается она. – Не говори Тому, не то он постоянно будет тебе что-нибудь советовать.

– А я совсем не против, – заверяет Уоллас. Том их не слушает, слишком занят своими блинчиками и беконом. Заедать стресс явно вошло у него в привычку. Он всегда свирепо набрасывается на еду, когда что-то его нервирует. Уолласу это знакомо. У него и самого от волнения разыгрывается зверский аппетит. – Что ты сейчас читаешь?

– Ой, я на строгой диете, одна Джуди Блум, – отвечает Эмма. – Классика, сам понимаешь.

Они невесело смеются. Глаза у Эммы красные. Она снова злится из-за того, как с ним обошлись, но, как и все остальные, не произносит ни слова.

– О чем это вы там шепчетесь? – спрашивает Ингве. – Расскажите всем, мы тоже хотим посмеяться.

– Мы обсуждаем книги, – с вызовом заявляет Эмма. – Ну, знаешь, настоящие взрослые книги.

Ингве смотрит на них с любопытством, наклоняется поближе и произносит заговорщицким шепотом:

– Обожаю настоящие взрослые книги.

Эмма не знает, как на это реагировать. Уоллас смеется. А Лукас объясняет:

– Вообще-то он не врет. Он очень любит русскую литературу. А еще Мьюра – по неясным причинам.

Эмма хмурит брови. А Том, внезапно заинтересовавшись разговором, вскидывает голову.

– Русская литература? Я сейчас как раз работаю над ее критическим анализом, – сообщает он. – Там столько измен, – от последнего слова Коул и Винсент вздрагивают. Уоллас наблюдает за ними – за тем, как они вдруг меняются в лице, напрягаются, застывают. – Ну знаете, эти русские. У них очень строгие моральные нормы.

Ингве кивает и смущенно ерзает, осознавая всю неловкость ситуации.

– Да, милый, точно, – подхватывает Эмма. – Очень строгие моральные нормы.

– Некоторые считают, что Толстой…

– Пойдем сегодня на яхте? – спрашивает Миллер у Ингве.

– А ты хочешь? Можно.

– Я бы с удовольствием, – говорит Эмма.

– И я, – подхватывает Лукас.

– Хочешь с нами, Уоллас? Можем взять яхту побольше, – предлагает Ингве. От перспективы провести день на озере, под солнцем, среди всего этого мельтешения, Уолласа начинает подташнивать. Больше всего ему хочется вернуться в свою прохладную спальню, забраться в постель и уснуть на веки вечные.

– Нет-нет, спасибо. Я лучше побуду дома.

Миллер явно разочарован, но Уоллас этого просто не вынесет. Не сможет заставить себя так долго пробыть во внешнем мире. Ему отчаянно нужно спрятаться, уйти в себя.

– Как жаль, – говорит Ингве. – Мы бы отлично повеселились.

– Ну нет, давай с нами, – уговаривает Эмма, вцепившись ему в руку. Уоллас смотрит на нее в ответ, очень надеясь, что взгляд вышел жалобный и виноватый. Хватит с него на сегодня людей. Он сыт по горло. И минуты лишней не продержится. Так больше не может продолжаться.

– Не могу, – говорит он. – Ну, мне пора.

Прямо как в пятницу. Все повторяется. Уоллас целует Эмму в щеку.

– Я тоже пойду, – заявляет Миллер.

Уолласу хочется заорать. Похоже, эти выходные он не переживет. Не переживет этих постоянных повторов. И все же он не орет. Заталкивает крик поглубже в горло.

– Но мы-то на яхте выйдем? – Ингве торопится вырвать у Миллера обещание, пока тот не ушел.

– Да. Часа в три.

– Отлично. Я позвоню, забронирую лодку.

– Здорово. Спасибо, Ингве.

– Да ладно, – отмахивается тот. Уоллас уже вылезает из-за стола, и Миллер бросается за ним. Они заворачивают за угол. Из кафе их теперь не видно, и Миллер берет его за руку. Уоллас не противится.

– Все хорошо? – спрашивает он.

– Да, нормально, – отвечает Уоллас. – Но я устал и хочу пойти домой. Хочу побыть один, если ты не против.

– Не против, – говорит Миллер. – Мне очень жаль, что Винсент так с тобой обошелся.