Настоящее имя

— Ты не думай, что у меня крыша едет… Когда он мне бумаги протянул, как холодом из могилы повеяло. А я левой рукой беру, а правой из кармана ему в брюхо целюсь — успею, если что! Он, видно тоже почувствовал… А может тебя в машине увидели, побоялись… Ладно. Обошлось — и обошлось.

Фокин перевел взгляд на барменшу.

— Лизонька, сделай нам ещё раз.

Блондинка улыбнулась и понимающе кивнула.

— Вот времена настали, — не унимался Чуйков. — Раньше нас все боялись, а теперь и мы пугаемся… А тебе не звонят больше?

— Перестали.

— Мальчики, может вам цыплят пожарить? — спросила Лиза. — Хорошие цыплята, свежие.

— Не надо.

— Они что-то конкретное требовали? — спросил Чуйков. — По делу Зубровского? По Каледину?

— Не по конкретному делу. Вообще. Увольняйся и уезжай. Ты, мол, бык здоровый, так про жену подумай. А то мы её высушим и по почте перешлем…

Мощные челюсти Фокина сжались.

— Дожили, — сокрушенно сказал Чуйков. — Ты представляешь, чтобы в тридцать седьмом году оперу НКВД кто-то угрожал? Нет, ты скажи! Ну и что ты сделал?

— Что, что… Приставил Гарянина, он за ней неделю ходил, как привязанный. Но сколько можно? Ему ж за свою работу отчитываться надо. Купил Наташке электрошокер, научил как в лифт садиться, как квартиру открывать…

— А Ершинскому доложил?

— Доложил… Толку что — не его жене грозят… Посадил дежурного на АТС, сигнал поймали — таксофон на Варшавской. Вместо того, чтобы нашу группу послать — в милицию сообщили. Пока они доползли, там уже след простыл. Отпечатки на трубке никто и не снимал.

— Да…

— Ну ничего, им эти звонки зачтутся! — недобро оскалился Фокин. — Я весь их клубок размотаю, несмотря на высоких защитников!

— Так и надо. Если знаешь, что мотать, — Чуйков поднял рюмку. — Давай за нашу победу.

— Давай. И разбегаемся. Чего-то нехорошо на душе…

Майор вернулся домой на два часа позже обычного, чуть ноги не переломал в темном парадном — пробки, что ли, полетели…

Жены дома не было. Он оставил пакет с покупками в прихожей, не разуваясь прошел в гостиную и включил автоответчик. Тишина. Пусто. Странно.

Майор выудил из бара бутылку дешевого бренди с сине-зеленой этикеткой. Время от времени он принимал стопку-другую на ночь для расслабления. А сегодняшний день дал много поводов расслабиться.

Сделав глоток, Фокин уселся за телефон, набрал номер фирмы «Веленгур» — торгово-закупочной компании с международными связями. Он сам устроил туда жену на оклад, втрое превышающий денежное содержание майора ФСБ. Чуйков считал, что зря. «У этих фирмачей симпатичные бабы не только за столом работают…» Верно. Он, правда, провел профилактику: прошелся по кабинетам, познакомился с наташкиными сослуживцами, особо подозрительным руку пожал, да в глаза выразительно заглянул. Должно было отбить охоту… И все равно в глубине души нет-нет, да шевелились подозрения.

Кабинеты не отвечали. Дежурный охранник заверил, что в офисе никого нет.

Фокин нашел записную книжку жены.

— Алло, Танюша? Ты мою супругу сегодня не видела?.. Да нет, ничего, просто…

— Лена? С Наташей не песекалась? А чего голос такой веселый? Это хорошо, что есть причина… Ладно, давай…

Он позвонил в этот хренов фитнесс-клуб, хотя там сегодня явно не Наташкин день.

— Хорошо, понял вас.

Фокин посмотрел на часы. Восемь тридцать. Ничего не случилось. А почему на душе так темно и страшно?

— Здравствуйте, Галя, это Наташин муж. Вы не видели её сегодня случайно? Она вам не звонила?

Потом — Нина.

Какие-то Стеша, Лора, Катя. Никто ничего не знает. Долистав книжку до буквы «я», Фокин отложил её в сторону. «Высушим и по почте перешлем…»

Майор поставил бутылку на трюмо, глянул на себя в зеркало. Он там не помещался: метр девяносто в холке, маленькие, широко посаженные серые глаза, некрасивая, но мужественная репа, волевой рот. Тридцатипятилетний майор ФСБ, перспективный сотрудник… И вряд ли кто-то захочет сделаться его смертельным врагом…

Фокин не успел додумать: телефон вдруг зазвонил резко и пронзительно. Майор сорвал трубку с рычага.

— Да. Ало!

Треск и шипение, гул проезжающих машин. И кто-то дышит в трубку таксофона.

— Говорите! — рявкнул Фокин. Он уже знал, что сейчас услышит.

— А баба у тебя ништяк, — слышь, да?.. — пробился сквозь помехи сипловатый блатной голос. — В бойлерной. Пошарь-ка в бойлерной на всякий случай, ага. Совсем обнаглел, козел, слышь, да? А за твою наглость баба расплатилась, ага. Дергай из Москвы, падаль, ага. А то и тебя так сделаем, слышь, да?

* * *

— Два ребра, разрыв левого яичника, небольшое сотрясение… Больше ничего серьезного: ссадины, гематомы, — дежурный хирург хмуро смотрел в сторону. — Дело преходящее. Будет жить.

Фокин продолжал сверлить его глазами, возвышаясь молчаливым мрачным утесом — метр девяносто — посреди больничного холла.

— Что еще?

— Еще…

— Еще что?! — рыкнул он.

Доктор пожал плечами.

— Не знаю. Мазки взяли. Когда биология будет готова, может и прояснится… Это уже не по моей части.

Фокин плотно закрыл глаза. Он первый зашел в подвал и все видел. Для него все было ясно.

— Говорить с ней можно?

Хирург замялся.

— Только следователю.

— Я и есть следователь!