Моя скромная фамилия и звание, видимо, не произвели впечатления на мистера Калвертона Смита. Из-за полуоткрытой двери до меня донесся пискливый, раздраженный, въедливый голос:
— Кто этот субъект? Что ему надо? Бог мой, Стэплс, как часто мне повторять, что я не желаю, чтобы меня тревожили в часы моих занятий?
Послышалось журчание мягких объяснений дворецкого.
— Я его не приму, Стэплс. Не могу допустить, чтобы мою работу прерывали подобным образом. Меня нет дома. Так и скажите. Пусть придет утром, если уж ему надо меня увидеть.
Вновь мягкое журчание.
— Ну-ну, так ему и передайте. Пусть приходит утром или вообще не приходит. Помехи в моей работе неприемлемы.
Я подумал о Холмсе в муках на одре болезни, быть может считающем минуты, пока я не обеспечу ему помощь. Сейчас было не до церемоний. Его жизнь зависела от того, выполню ли я его поручение без промедления. Прежде чем дворецкий успел с извиняющимся видом передать мне слова своего хозяина, я прошел мимо него в комнату.
Из покойного кресла возле камина с пронзительным воплем возник какой-то человек. Я увидел огромное желтое лицо с грубой сальной кожей, тяжелый двойной подбородок и два мрачных, злобных серых глаза, которые свирепо уставились на меня из-под кустистых светло-рыжих бровей. На розовом изгибе высокого лысого черепа кокетливо примостилась бархатная шапочка. Голова была огромной вместимости, однако когда я поглядел ниже, то, к моему вящему удивлению, обнаружил, что человек этот был низкорослым, щуплым, с перекошенными плечами и спиной, видимо, вследствие детского рахита.
— Что такое? — вскричал он высоким визгливым голосом. — Что означает это вторжение? Разве дворецкий не сказал вам, что я приму вас завтра утром?
— Простите, — сказал я, — но дело не терпит отлагательств. Мистер Шерлок Холмс…
Имя моего друга подействовало на этого худосочного фитюльку поразительным образом. В мгновение ока гневное выражение исчезло с его лица, сменившись напряженной настороженностью.
— Вы от Холмса? — спросил он.
— Я только что был у него.
— Ну, так что с Холмсом? Как он?
— Он страшно болен. Потому я и потревожил вас.
Он указал мне на кресло и опустился в свое. В этот миг я на мгновение увидел отражение его лица в зеркале над каминной полкой. И готов был поклясться, что оно расплылось в злорадной и отвратительной улыбке. Однако я постарался внушить себе, что это был всего лишь какой-то нервный спазм, так как он почти сразу же обернулся ко мне с видом искреннего сочувствия.
— Грустно слышать это, — сказал он. — Мое знакомство с мистером Холмсом было чисто деловым и кратким, но я глубоко уважаю его таланты и репутацию. Он дилетант, изучающий преступления, как я болезни. Он ищет преступника, я — микроба. Вот и мои тюрьмы, — продолжал он, кивнув на ряд флаконов и баночек, занимавших боковой столик. — На этих желатиновых подстилках сейчас отбывают срок некоторые из самых опасных злодеев в мире.
— Именно из-за ваших особых познаний мистер Холмс и желал бы вас увидеть. Он крайне высокого мнения о вас и полагает, что вы единственный человек в Лондоне, кто способен ему помочь.
Плюгавчик вздрогнул, и кокетливая шапочка соскользнула на пол.
— Почему? — спросил он. — Почему мистер Холмс полагает, что я смогу помочь ему в его несчастье?
— Потому что вы знаток восточных болезней.
— Но почему он считает, что болезнь, которой он заразился, восточная?
— Потому что в связи с профессиональным расследованием он имел дело с китайскими матросами в доках.
Мистер Калвертон приятно улыбнулся и подобрал свою шапочку.
— Ах вот как? — сказал он. — Уповаю, положение не так серьезно, как вам кажется. Давно ли он болен?
— Около трех дней.
— Бредит?
— Иногда.
— Гм-гм! Выглядит серьезно. Было бы бесчеловечным не отозваться на его призыв. Я весьма не люблю, чтобы меня отрывали от моей работы, доктор Ватсон, но это, бесспорно, исключительный случай. Я без промедления поеду с вами к нему.
Я вспомнил настойчивое требование Холмса.
— Мне еще надо навестить пациента, — сказал я.
— Хорошо. Я отправлюсь один. Адрес мистера Холмса у меня записан. Можете положиться, что я буду у него не позднее чем через полчаса.
Снова в спальню Холмса я вошел со щемящим сердцем. Вдруг худшее произошло в мое отсутствие? К моему неизмеримому облегчению, ему за этот промежуток времени очень полегчало. Выглядел он столь же ужасно, но ни намека на горячечный бред: заговорил он, правда, слабым голосом, но даже более чем с обычной своей четкой логичностью.
— Ну, вы его видели, Ватсон?
— Да, он сейчас приедет.
— Чудесно, Ватсон! Чудесно! Вы лучший из гонцов.
— Он хотел поехать со мной.
— Об этом и речи быть не могло, Ватсон. Ни в коем случае. Он спросил, что со мной?
— Я сказал ему про китайцев в Ист-Энде.
— Превосходно! Ну, Ватсон, вы сделали все, чего можно требовать от друга. И вам теперь пора исчезнуть со сцены.
— Я должен дождаться его заключения, Холмс.
— Разумеется. Но у меня есть причины полагать, что заключение это будет куда более откровенным и ценным, если он будет думать, будто мы с ним одни. За изголовьем моей кровати места как раз хватит.
— Мой дорогой Холмс!