Наступит день

- Нам надо быть осторожными даже в случаях, когда все наши требования принимаются. Этот пигмей воображает себя великим повелителем и политиком, заигрывает с нами и с англо-американцами, склоняется то в их, то в нашу сторону. Поэтому главари племен и начальники войск должны быть в наших руках. Но скоро мы избавимся от необходимости заигрывать с этими мелкими повелителями. Германское оружие сотрет с лица земли и эти народы и эти государства с их марионеточными правителями.

Затем посол спросил фон Вальтера о диверсионных группах и агентах по шпионажу, которые должны были переправиться на граничащую с Ираном советскую территорию, и добавил:

- Баку - важнейший пункт для большевиков. Он должен стать нашим!

Фон Вальтер рассказал послу об укомплектовании диверсионных групп, о плане переправы их в Советский Союз и о конкретных их задачах.

- В тылу большевиков они приступят к работе раньше, чем наши войска дойдут до Северного Кавказа.

- А взрывчатые вещества доставлены?

- Да, в городе Мияне на складе Хикмата Исфагани хранится пятьсот тонн.

Вернувшись к себе, фон Вальтер увидел старшего жандарма Али, который, сгорбившись, сидел у дверей его кабинета. При виде фон Вальтера он вскочил, вытянулся и отдал честь. Не ответив, фон Вальтер прошел в кабинет.

Али не раз думал уйти из Тегерана куда глаза глядят, бежать, скрыться. Но куда? Он знал, что власть фон Вальтера распространяется на весь Иран от Персидского залива до Каспийского моря. Все равно он будет пойман и предан казни, а имущество его конфисковано. Нет! Оставалось одно - подчиниться фон Вальтеру.

Вызвав наконец Али, фон Вальтер не предложил ему даже сесть.

- Предатель! Подлый предатель! - процедил фон Вальтер.

Жандарм опустил голову.

- Решил бежать к шахсеванам? - продолжал фон Вальтер. - А быть может, ты хочешь перевалить через Талышские горы? Служить большевикам?

Али понял, что фон Вальтер знает обо всем, что говорилось в заведении Гамарбану.

- Куда мне к большевикам, господин фон Вальтер? Я готов кровь их пить...

Фон Вальтер хорошо знал психологию подобных людей и поэтому не считал нужным терять время на длительные беседы с ними. Он вынул из письменного стола лист бумаги.

- Ты дал подписку служить нам?

Али, поглядел с тоской на бумагу, ответил:

- Дал и готов служить!

- Вот об этом я и хотел тебе напомнить. Ступай и помни, что в таком деле нужна смелость. Погибнешь - останется семья, имущество, дом. Останешься жив - будешь назначен начальником городской жандармерии, когда наши войска войдут в Баку. А они скоро там будут.

Звездная и ясная южная ночь раскинула крылья над Тегераном. Улицы, на которых днем кишел народ и стоял неумолчный гул голосов, были погружены теперь в полную тишину.

Храп мелких торговцев и ремесленников, которые расположились спать тут же, перед закрытыми дверьми своих лавочек и мастерских, смешивался с равномерным звоном колокольцев верблюжьих караванов, державших путь на север и на юг.

Несмотря на свой вполне современный груз - изделия всевозможных английских, американских и германских фирм, караваны эти в полном согласии с древнейшими восточными обычаями двигались ночью, а отдыхали днем. Так же, как и тысячи лет назад, медленно покачивались в пути верблюды, но на асфальтированных шоссейных дорогах их обгоняли "форды", "шевроле" и "крайслеры".

Яркие фары встречных машин ослепляли животных. Это заставляло их сбиваться в беспорядочную кучу. Тогда водитель каравана соскальзывал со своего верблюда и, взяв его за повод, проводил мимо остановившегося автомобиля. За головным постепенно проходили и остальные верблюды.

И снова в тишине ночи раздавался мерный звон колокольцев... Во дворе мечети кто-то громко, нараспев читал коран. Этот голос, напоминавший пение муэдзина, не в силах был заглушить стоны и вздохи больных и калек, которые лежали вперемежку с нищими у стен мечети. Постепенно, когда звезды ярко разгорались в небе, все умолкало, словно Тегеран в объятиях тихой южной ночи уснул вечным, непробудным сном.

В одну из таких ночей министр двора его величества Хакимульмульк разъезжал в машине по городу, раздумывая о беседе, которая через полчаса должна была состояться у него с падишахом. Он старался привести в порядок свои мысли, облечь их в убедительную форму. Министр не замечал ни мерцающих звезд, ни таинственной тишины, нарушаемой лишь отдаленным звоном колокольцев каравана.

Ночь казалась ему тягостной и грозной.

Перед этой встречей с Реза-шахом, о которой он сам же просил, Хакимульмульк чувствовал почему-то необъяснимый страх и неуверенность. Порой у него мелькало опасение, что встреча может расстроиться, и временами он желал, чтобы именно так и случилось.

Но теперь уже поздно. Согласие получено. Оставалось лишь одно: откинув всякий страх, доложить его величеству обо всем, что он думал.

Поднявшись к себе, он еще раз пробежал глазами столбцы газеты "Седа" и подчеркнул нужные строки синим карандашом.

Повелитель принял его гораздо любезнее, чем обычно, и даже разрешил сесть.