— Сейчас такая встреча невозможна, — сказал он. — Власти насторожились, и нам сейчас нельзя идти на такой большой риск. Но надо усилить живую связь с местными организациями, укрепить их, повести дело так, чтобы правительство не знало, где вспыхнет пожар. Для этого нам надо иметь своих людей в каждой провинции, в каждом городке; людей умных, трезвых, волевых, умеющих самостоятельно разбираться в обстановке и находить применительно к условиям наиболее подходящие методы работы. Судьба нашего движения зависит от этого…
Товарищи сидели допоздна.
— Я хочу посоветоваться с вами по одному дельцу, — сказал, обращаясь к Фридуну, Серхан, когда было покончено с общими вопросами. — Что, если мы устроим эту госпожу, — он кивнул на Фериду, — на какую-нибудь работу? Как вы думаете? По-моему, она была бы полезна среди работниц. Что ты скажешь, Ферида?
— Я сама давно думаю об этом, — ответила Ферида, благодарно взглянув на мужа. — Только боялась сказать тебе.
— Не бойся, жена! Это наши общие интересы, наши общие стремления.
Предложение Серхана понравилось Фридуну. Через Фериду можно было установить крепкую связь с работницами.
— Идея хорошая, но удастся ли ей найти работу?
— Мы все будем искать, — сказал Риза Гахрамани, вставая.
— Постой, — удержал его Фридун. — Есть у меня еще одно небольшое предложение. Оно связано с тем, что полицейские ищейки буквально рыщут по городу. Я хочу, хотя бы временно, перейти жить в другое место.
— Фридун прав. Помогу ему завтра же найти новую комнату, — серьезно сказал Серхан.
Товарищи поддержали его.
Дети уже спали. Во время беседы Фридун изредка поглядывал на них. Несмотря на деловые, волнующие вопросы, мысль о счастливом, светлом будущем этих истощенных малышей не покидала его. Порой ему все же казалось, что на беспросветно мрачном горизонте пробивается яркий, победоносный блеск зари.
Когда после очередного свидания с Курд Ахмедом и Арамом Фридун вернулся домой, Риза Гахрамани встретил его обеспокоенный:
— Идем скорее! Только что была Судаба-ханум. Она так расстроена!.. Тяжело заболела мать. У нее воспаление легких, бредит… Хочет нас видеть…
Их встретила сама Судаба, бледная и похудевшая. Она провела Фридуна и Гахрамани прямо в спальню матери. При их появлении в глазах больной сверкнула радость.
Они спросили о ее самочувствии.
— Стара я! — слабым голосом ответила женщина. — Пора и на покой, дети мои…
При этих словах Судаба припала головой к ее изголовью и заплакала. Мать вынула из-под одеяла худую руку и провела ею по пышным волосам дочери.
Затем больная перевела взгляд на Фридуна.
— Сын мой Фридун, сейчас там, у нас цветет миндаль, — заговорила она. А скоро расцветут абрикосы и яблони. И ивам теперь время зеленеть… Сколько лет я не видела родных мест. Тогда Судабе было всего один год. И тогда зацветал миндаль… А мы приехали сюда…
Голос ее прервался.
— Сын мой, — отдышавшись, продолжала больная, опять обращаясь к одному Фридуну, — почему ты молчишь? Расскажи что-нибудь о родных местах… Разве не слышал ты поговорку: "Обрел родину — обрел веру"? Есть хорошая баяты. Ее напевал мой покойный отец. Давно!.. Очень давно. Тогда мне было лет шесть или семь. — Больная силилась вспомнить слова баяты. Вдруг глаза ее затеплились, и она прочла нараспев:
Жить в отчизне, мой любимый, хорошо!
Быть с ней век неразлучимой хорошо!
Для прогулки краткой лишь иные страны,
Умереть в стране родимой хорошо!
— Дочь моя Судаба! Сын мой Фридун! Увезите меня на родину! Спасите меня из этой темницы! — взволнованно продолжала она. — Дайте умереть там, где глаза мне закроют родные люди! Увезите меня отсюда!..
И женщина со стоном упала на подушки и потеряла сознание.
Судаба закрыла лицо руками.
Через некоторое время, придя в себя, больная нежно взяла дочь за руку.
— Поди, моя красавица, к себе, отдохни немного! — проговорила она ласково. — А я скажу им несколько слов… Иди!
Судаба встала и, пошатываясь, вышла из комнаты.
— Сын мой Фридун! — начала больная слабым голосом, когда дочь вышла. Я тебя считаю своим сыном, потому что ты, как я посмотрю, вскормлен чистым молоком. Я благодарю аллаха, что он свел мое единственное дитя с таким, как ты, честным юношей, рожденным от благородной матери. Что до него, — она кивнула на Ризу Гахрамани, — он тоже мне сын. Я больше не встану. Поэтому слушайте, дети мои…
Больная глубоко вздохнула.