Вот и сейчас он вдруг стал кричать, что нужно позвать приставов. Кулачки его то сжимались, то разжимались. Глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит.
— Вот и ладно велишь ты, Петруша. И приставов призовём, коли будет надобно. А полковников велим арестовать для вида. А стрельцам велим пить за твоё царское здоровье!
Пётр начал успокаиваться. Согласно мотнул головой на слова матери, спросил:
— Ладно ли служат те полковники?
— И так-то ладно! — живо отозвалась Наталья. — И не следует нам мешаться в это дело, что стрельцы затеяли.
Однако, когда стрелецкий голова Семён Грибоедов был для вида посажен под арест, а потом отпущен на волю, стрельцы взбунтовались сильнее прежнего. Сначала стрельцы подали новую челобитную, а затем явились к самому Красному крыльцу, требуя выдачи им полковников.
Пётр знал многих полковников, любил потолковать с ними. Они же преподавали ему и первые навыки владения оружием. А генерал-майор Бутырского полка Матвей Кровков особенно полюбился Петруше бравым видом, красотой и звучным голосом, каким он отдавал команды стрелецким полкам. Требование выдать генерала Кровкова и полковников на расправу стрельцам привело Петра в бешенство. Он объявил, что велит схватить стрельцов и кинуть их в застенок.
Наталья смертельно испугалась этого гневного приступа сына, кинулась целовать его, зная, что поцелуи действуют на него успокаивающе, обещала сама всё уладить.
Когда гнев Петра немного унялся, Наталья промолвила:
— Давай, сынишка, вместе думу нашу думать. Скажу тебе перво-наперво, что у нас мало власти, да ты и сам это знаешь... Время ныне опасное, бунтовское время, и лучше все спорные дела решать мирно.
— Мирно? Это значит дать волю низким людям? Хорош же я буду государь, ежели стрельцов стану бояться!
— Ну, государь мой, кто же осмелится говорить, что ты стрельцов испугался? А сходи-ка ты лучше в Рейтарский приказ, где полковники сидят под караулом...
Петруша охотно согласился. Он и прежде любил проверять караулы, и непременно заговаривал со служивыми, спрашивал, довольны ли они своей службой и хорош ли корм им дают.
Но, посылая Петрушу к арестованным для вида полковникам, Наталья опасалась, не обидели бы её сынишку-государя, и сама не знала, что делать в столь непредвиденных обстоятельствах. Прежде она обратилась бы к самому князю Долгорукому. С князем и боярином Юрием Алексеевичем у неё всегда были добрые отношения, и ныне было бы кстати с ним потолковать, ибо в его ведении был Стрелецкий приказ. Но сейчас это был старец, перенёсший паралич, а сын его Михаил — слабая и ненадёжная поддержка в делах. Теперь же беспорядки творятся и в самом Стрелецком приказе. Указ покойного царя Фёдора, повелевающий полковникам не брать со стрельцов никаких взяток и сохраняющий за ними права на вольное хлебопашество и вольную торговлю, полковники объявили устаревшим.
Положение правительницы было сложным. Наталья и рада была бы поддержать полковников и свести на нет указ Фёдора, утесняющий их волю, но она боялась стрелецкого бунта. И, когда стрельцы пришли к Красному крыльцу, требуя выдать им полковников, правительница, с трудом скрывая страх и неуверенность, решила уступить ненавистным ей требованиям.
Накануне весь день она плакала и молилась. Плакала от сознания, что все оставили её в эту опасную для неё минуту. Матвеев не спешил в Москву. Борис Голицын и вовсе отъехал в свою вотчину.
Между тем Петруша ещё не ведал о суровом решении матери-правительницы. Вернувшись после осмотра караулов, довольный собой и всем увиденным, он докладывал матери с детским тщеславием:
— Уж так-то полковники надеются на меня... И все просили: «Светик-государь, защити нас от окаянных стрельцов! А мы тебе верную службу сослужим!» И я, матушка, обещал им, что ты освободишь их моим именем.
Наталья смутилась. Искала отговорки.
— Да кто возьмётся за дело-то? А дело рисковое...
Пётр смотрел на неё требовательно, с недоумением.
— Рисковое? Думаешь, я стану бояться риска?
— Да разве я сомневаюсь? Ты у меня смелый, мой светик-государь! Да лучше будет, ежели за это дело возьмётся человек с опытом. Погоди денёк. Я послала за твоим дядькой, князем Борисом Алексеевичем.
Пётр видел, что мать во всём полагается на князя Голицына, и сам заражался её уверенностью. Он чувствовал, что мать ставит князя Бориса выше всех бояр. Он и сам считал своего дядьку умнее и лучше всех и не раз говорил, что лично выбрал князя в дядьки.
Наталья посмеивалась на эти слова. Петруша уже привык всё делать с её слов, но как бы самостоятельно. Князя Бориса Голицына она давно присмотрела сыну в дядьки. Бояре советовали ей взять других людей. Борис Алексеевич был её личным избранником. Он пришёлся ей по вкусу и по душе. Красивый, ловкий, знатного рода, окружал себя иноземцами, подражал им во всём, начиная с одежды: носил не кафтан, а камзол польского образца. Широкие связи с иноземцами значили для Натальи не меньше, чем родовитость.