Наталья Кирилловна. Царица-мачеха

Страшно стало Софье от этих тяжких мыслей и догадок. Словно и над нею тоже занесена секира. Нарышкины, видно, самим дьяволом повязаны, дабы творить зло.

И понеслись мысли, как уберечь, как спасти брата-царя Ивана? Или послушать совета князя Василия и самой венчаться на царство? Софья вспомнила, как почтительны были с нею шведы-послы, припомнила и слова князя Голицына, что она во всём была подобна царствующей особе.

Софью одолевали сомнения. Она чувствовала, как затаились Нарышкины. Сколько злобы и гнева обрушат они на неё, ежели она вздумает объявить себя самодержицей! Может быть, поначалу выведать их подлинные намерения?

В эти минуты сомнений и тягостных раздумий Софье доложили, что её хочет видеть царица Наталья.

В эти дни, когда Софья впервые заявила о себе как царствующая особа, вражда к ней царицы Натальи обнаружилась со всей откровенностью. Наталья пользовалась всяким случаем, чтобы сказать: «Слышали? Софья-то царицей хочет себя объявить! Послов принимает... Станем ли терпеть? А державе найдётся много заступников за Петра Алексеевича».

Ближники Натальи тоже не упускали случая, чтобы посудачить о «царственной особе», коей никто не присягал. Комнатные боярыни Натальи собирали о Софье всякие слухи, сплетничали о её нарядах, вывезенных из Европы. Особенно доставалось шёлковым пёстрым чулкам из Неметчины да цветным чёботам-полусапожкам из бархата. Софью называли индюшкой, высмеивали её телесные недостатки. Сторонники Софьи не оставались в долгу. Но умные люди понимали, что тут сказывались не прежние нелады мачехи и падчерицы. Это была вражда государственных лиц, имевшая политическую подоплёку. Решался вопрос, кому ныне быть на царстве: правительнице-царевне Софье с князем Василием Голицыным либо Нарышкиным, которые стали бы править за малолетнего Петра. Это была борьба между двумя династиями, но ныне эта борьба сводилась к единоборству двух владетельных особ.

Кто из них достойнее? Всяк судил, сообразуясь с духом партии, к которой принадлежал. Партия Натальи была сильнее сплочённостью, единством действий и открытой обнажённостью целей — борьба за власть. Тут были представители старинной знати, хотя Нарышкины беззастенчиво теснили их. Среди родовитых были князья Ромодановские, Прозоровские, Долгорукие, князь Михаил Черкасский и самая верная опора царицы Натальи — князь Борис Голицын.

Старинная знать окружала и царевну Софью. При царе Алексее она была особенно влиятельной. Это были князья Куракины, бояре Хитрово, боярин Пётр Толстой и другие. Выделялся среди них умом и образованностью князь Василий Голицын. Он был на голову выше сторонников Натальи не только умом и образованностью, но и нравственными достоинствами.

Но, в отличие от приверженцев Натальи, это не были люди какой-то одной партии. Держались они более разрозненно, а их действиям явно не хватало согласованности. Да и Софья мало заботилась о том, чтобы сплотить их вокруг себя.

Её не обижала тайная дипломатия сторонников царицы. Может быть, потому, что она успокоилась и в её душе не было вражды к Наталье. Более того, она питала какие-то детские надежды, что всё обойдётся миром, что удары судьбы пошли Наталье впрок. Над Софьей имело власть прошлое, когда покойный государь-батюшка наставлял её быть в мире со всеми и паче всего с мачехой. К тому же её, привыкшую жить духовными интересами, любившую читать философов и проникаться их мудрыми наставлениями, утомляла мелкая житейская сторона жизни. Ей пришлись по душе слова древнеримского поэта Публия Сира: «Где единение — там всегда и победа».

Поэтому неожиданный приход Натальи вначале хоть и озадачил её, но всё же и обрадовал. Она быстро поднялась навстречу гостье, поцеловала её пухлую руку с тонкими пальцами. Унизанными перстнями.

   — Здравствуй, матушка-царица. Ноне вспоминала тебя и братца Петрушу. Совсем собралась уже поехать к вам в Преображенское, да ты упредила меня. А что Петруша, здоров ли?

Она сыпала вопросами, смущённая пристальным взглядом мрачно-чёрных глаз Натальи.

   — Болен был Петруша, да благодарение Господу и Пресвятой Матери его, заступнице нашей, выздоровел. Тоскует он, свет мой, в удалении.

   — Так ведь и мы тоскуем, — быстро отозвалась Софья. — Я пошлю за вами царский поезд...

Чёрные очи Натальи снова зажглись мрачным огнём. В ней болезненно отозвалось упоминание о том, что царский поезд был в руках «самозванки». Но тут взгляд её упал на перчатки, лежавшие на тахте. Это были модные перчатки «немецкого дела», связанные из шёлка брусничного цвета и окаймлённые золотой бахромой. О таких перчатках из Неметчины Наталья мечтала давно и не однажды хлопотала, чтобы их завезли в Москву. И каково было ей теперь видеть, что они стали собственностью ненавистной правительницы! Тут была и злая досада на князя Бориса, что забыл о её просьбе. О себе-то он не забывает, на его столе всегда лучшее заморское вино. Мелькнула мысль: «Да не его ли хлопотами эти драгоценные рукавички попали к Софье? За это и получил в своё ведение приказ Казанского дворца».