Наташа. Новая повесть о Ходже Насреддине

Омар-ибн-Тюфейль очень тонко вел себя на пути к месту первого визиря, так тонко, что враги, совершившие переворот, оставили его в своей команде. Мы уже сообщили, что этот человек очень любил повелителя… Он любил эмира, но не больше, чем самого себя…

Получив после переворота не соответствующее его тайным помыслам место, Омар-ибн-Тюфейль смекнул, что при условии нового захвата власти он станет героем, при этом заветная должность освободится от запятнавшего себя предательством соперника…

Ничего не подозревающий эмир весьма благосклонно отнесся к Омару, а тот в свою очередь рвал и метал по поводу этого словно с неба свалившегося юноши, в одну минуту перечеркнувшего все его честолюбивые планы.

Когда отряд въехал в Самарканд, они спешились, расположившись отдохнуть в караван-сарае. Эмир намеревался продолжить путь, но Омар-ибн-Тюфейль уговорил светлейшего остаться на ночь в городе — это был разумный и целесообразный совет.

В тайне от повелителя он отправил трех своих людей по самаркандской дороге, навстречу Ходже Насреддину, разумеется, с иной, чем оказание помощи, задачей, предполагая, что всадники успеют вернуться еще до закрытия городских ворот. Но уже пропели муэдзины со своих минаретов, а ускакавшие не вернулись. Исчезновение людей он легко сумел скрыть от доверчивого эмира, но ночь спал беспокойно. И без того плохое настроение совсем испортилось утром, когда открылись ворота и посланные не въехали в город с первыми караванами. Лишь в полдень трое уставших всадников появились около центрального караван-сарая, доложив своему начальнику, что юноша не найден.

— Но он же не шайтан? — выругался Омар-ибн-Тюфейль. «Хотя… — тут же подумал царедворец, — да простит меня Аллах, быть может, именно он и упрятал этого пройдоху подальше? Ведь по дорогам немало рыскает разбойников, а они никогда не проходят мимо золота…» Согрев свою душу таким предположением (а ему больше ничего и не оставалось), Омар-ибн-Тюфейль несколько успокоился.

Совсем же он перестал тревожиться лишь тогда, когда, вернувшись в Бухару вместе со своим повелителем, узнал, что в день, когда истек срок, отпущенный Ходже на сборы, через все одиннадцать ворот Бухары (как, впрочем, и вчера, и позавчера) одинокий юноша на двух ишаках не проезжал. В вечерней молитве Омар-ибн-Тюфейль особенно страстно благодарил Аллаха, позабыв о том, что «предшествующие молитве деяния молящегося должны соответствовать смыслу и цели его молитвы, а если молитве не предшествовали никакие добрые дела, не говоря уже о том, если предшествовали недобрые, то молящемуся нужно прежде покаяться в своих грехах и очиститься от них, так как было бы большой дерзостью предстать перед Всевышним с просьбою о своих потребностях в грязном одеянии…»

Сказанное оказалось и в этом случае полностью верным, ибо буквально через несколько минут после окончания поклонения Аллаху Омару-ибн-Тюфейлю доложили, что в ворота дворца стучится какой-то важно одетый юноша и называет себя первым министром его святейшества эмира Бухарского!

* * *

Дорогой читатель! Ты, конечно, догадался, что важно одетым юношей, стоявшим у ворот эмирского дворца, был не кто иной, как сам Ходжа Насреддин.

На этом месте своего повествования я решил сделать временную остановку, но, поверь, в следующем издании книги ты прочитаешь о не менее интересных и еще более запутанных приключениях находчивого баламута.

Каждый из вас, познакомившись с этой первой частью «Несостоявшегося визиря», может представить свой план развития дальнейших событий, но мы со своей стороны должны заверить вас, что этот план не совпадет с нашим, почерпнутым, естественно, из достоверного источника, который, в свою очередь, давно уже канул в бездну прошедших веков…