Наташин дневник

Двух недель еще не прошло с того утра, когда я, обворованная, сделала последнюю запись в дневнике, а кажется, целая вечность с тех пор минула, столько пережить пришлось. Все по порядку расскажу, день за днем. Все запишу, хоть и мудрено писать в этой полутьме.

Сижу я сейчас на ларе, в который дворник складывает на день дрова, в большой неуютной кухне. Единственное ее окно выходит на черную лестницу, а на лестнице всегда до двенадцати ночи горит керосиновая лампа. Благодаря этой лампочке и видно кое-что на кухне (днем и вечером здесь горит электричество). Окно, если занавеской не задергивать, пропускает достаточно света, и писать можно, потому что дровяной ларь[12]

, на котором мне велено стелить себе постель, стоит у самого окна. Ночью в кухне ужасно холодно: топить перестают рано, потому что дрова свои, не хозяйские, а ужин мы себе разогреваем на керосинке.

В то утро, когда поезд подошел к Петроградскому вокзалу, я взяла в руки свою корзиночку с бельем и теплым платьем, вышла из вагона и направилась следом за остальными к выходу. Тяжело мне было нести багаж, а тут еще носильщики предлагают свои услуги.

Но я иду, глаза в землю потупив, красная, что маков цвет. Не донести, думаю, ни за что. Уж подумывала было оставить ее где-нибудь в уголке, да побоялась: а вдруг унесут, а там портрет дедушкин – он снимался за год до смерти вместе со мной. И Сонина карточка, и других тоже, и разные открытки и картинки, подаренные мне на память нашими гимназистками. Нет, чего бы то мне ни стоило, а донесу!