За границей, в эмиграции, еще сохранились люди-мумии, люди-консервы. Здесь замаринованный либерал, там заспиртованный монархист, пробальзамированный «народник», перемороженный «демократ». И каждый из них самодовольно мнит себя «оставшимся на своем посту»…, перенеся лишь соответствующие «посты» в Белград, Прагу, Париж, Шанхай. И всем им чудится, что Россия не жила эти годы. В одном курсе некоего почтенного профессора-юриста, написанном в Сербии, прямо так и сказано, что предметом его изложения является «наше дореволюционное право, от которого с восстановлением государственного и правового порядка в России будет отправляться дальнейшее эволюционное развитие нашего отечества». А сейчас, значит, просто — провал, пауза, небытие, ничто! Сами перестав жить, оторвавшись от жизненных, родных корней, остановив свои карманные и мозговые часы кто на феврале, а кто на 25 октября 1917, — эти люди уверены, что перестала с той поры жить родина, а не они. И если «оттуда» им говорят, что за это время пережито не семь лет, а семь столетий — они все равно не понимают, и еще жарче распаляются, задорнее ворчат: роковой эгоцентризм стариков, обличенный поэтом:
И старческой любви позорней
Сварливый старческий задор![169]
Допустим, впрочем, что старики сами по себе весьма привлекательны. Но у них есть один очевидный минус: они имеют свойство скоро вымирать. Нужды нет, что они «не сдаются», — существенно, что «умирают». А ведь за эти семь лет «там» подросло целое поколение. Подросло без «ятя» не только в орфографии, но и в политике, государственности, всей атмосфере. Новое поколение в новых условиях, жестких, буревых, драматичных, но ведь новых же, новых: вдумайтесь в этот факт и поймите, наконец, что худо ли, хорошо ли, — мы действительно переживаем «неизбежный конец многого»…
Ну, а дальше?.. Вернемся к исходному пункту. «Цека стал на семь лет старше». Конечно, это много значит, многое предопределяет. Цека — военно-политический штаб русской революции. Он — подлинная власть, ведущая страну, правящая страной. Разумеется, им не исчерпывается страна и всей огромной тяжестью давит на него. Но при наличной системе, прежде всего именно к штабу, к волевому, действенному центру приковывается взгляд.
Еще из Шульгина, с того берега: «Партия коммунистов побеждает потому, что усвоила истину: плетью обуха не перешибешь. Являясь армией в сюртуках, она бросает себя на фронты политический, национальный, социальный, но никогда не утрачивает своей военной сущности. Решение сверху побежит по нитям милитаризованной организации и будет безоговорочно исполнено низами. Пока этот лозунг действует, она будет стоять».
Таково свидетельство противника, одного из немногих, умеющих наблюдать. Страна, взнузданная на дыбы, затем приучена к дисциплине. Если даже высококровные земцы, чистейшие интеллигенты, с молоком матери всасывавшие в кровь свою наследственный «дух укоризны», теперь становятся отличными и преданными делу спецами, — это не случайность, это симптом!
Исчез, испарился «враждебный государству дух». Во всем народе, обновленном бурею, но и уставшим от нее, пробуждена воля к миру, к труду, к повиновению. Страна готова к нормальной жизни. Страна психологически выздоровела.
Но этого еще мало. Дело не только в методах власти, но и в ее целях, ее содержании. На очереди материальное, экономическое выздоровление русского государства. Оно тоже происходит, но, конечно, медленнее. Помимо внешних трудностей, обусловленных разорением страны, не все его правовые предпосылки окончательно созрели. В частности, последний год протек под знаком своеобразного рецидива «левых» настроений в правящей партии. 12-й съезд уже явственно их обнаружил. 13-й целиком попал в их плен. Сложные причины их породили. Непреложная логика жизни, нужно думать, их трансформирует. Есть признаки, что их трансформация уже началась: их вредные результаты очевидно успели проявиться. Подождем 14-й съезд…[170]
Уродливости нэпа, исторически, как временное явление, неизбежные. Внутрипартийные отношения, характеризуемые тем, что стоящий непосредственно у власти Цека «умнеет» более быстрым темпом, нежели широкие партийные массы (а это не совсем безопасно, особенно при отсутствии Ленина). Соображения, вытекающие из основной ориентации на международное рабочее движение. — Все эти обстоятельства осложняют процесс, делают его неровным, волнистым, зигзагообразным. К объективным факторам присоединяются субъективные. Наивно было бы ожидать, что пресловутый «спуск на тормозах» будет обходиться без рытвин, толчков, остановок: их нужно посильно изобличать в сфере конкретной политики, но не следует из-за них впадать в уныние. Это ведь не шоссейные германские дороги, подобные паркету: это родная целина, это «кручи, задебренные лесом»…