Национал-большевизм

Тем более обоснованными становятся наши призывы, чем трезвее усваивает советская власть разницу между утопией и действительностью. На лестный комплимент «Правды» по нашему адресу мы рады ответить соответствующей контр-любезностью:

«Пусть коммунисты, — говорим мы, — сохранили еще многие пережитки своей старой психологии.

Но жизнь учит, и они способные ученики. Логика жизни заставит их идти все дальше и дальше по пути сближения с нуждами конкретной жизненной обстановки и запросами здравого государственно-экономического смысла».

Конечно, было бы близоруко не учитывать мирового значения русского опыта. Есть много оснований утверждать, что русская революция открывает собою новую эру всеобщей истории.

Она — первая бурная судорога «старого мира», живущего «великими принципами 89 года». Но из этого еще отнюдь не следует, что ее предельные лозунги воплотимы теперь же сполна.

Пусть всемирная история усвоит многое из того, что провозглашается социалистической программой[124]. Но путь этого усвоения длителен, извилист и постепенен.

Мы не верим в «перманентную» революцию, не сочувствуем ей, и рады констатировать, что революционное наводнение в России уже явно идет на убыль. Свою роль оно уже сыграло, свою достижимую задачу исполнило, и никакие силы в мире не восстановят теперь России старого порядка. Миссия эпохи «великих потрясений» осуществлена. Не нам быть могильщиками революции, но, с другой стороны, никакие камфорные вспрыскивания не спасут ее жизни, раз ее час пробил.

По общей политике советской власти последнего времени, по официальным заявлениям ее вождей мы замечаем, что эта истина доступна и ей. Тем более глубокие корни пускает в сознание русской интеллигенции идеология национального примирения.

Нужно только учитывать ее действительный смысл.

Примиренцы, горьким опытом убедившиеся в национальной вредоносности пресловутой «борьбы», могут в следующих словах формулировать свое отношение к нынешним правителям России:

«Мы — с вами, но мы — не ваши. Не думайте, что мы изменились, признав ваше красное знамя; мы его признали только потому, что оно зацветает национальными цветами. Не думайте, что мы уверовали в вашу способность насадить в нынешней России коммунизм или насильственно зажечь мировую революцию большевистского типа; но мы реально ощутили государственную броню, которой страна через вас себя покрыла, и воочию увидели ваш вынужденный, но смелый и энергичный разрыв с утопией, губительной для страны.

Мы идем к вам в «Каноссу» не столько потому, что считаем вас властью «рабоче-крестьянской», сколько потому, что расцениваем вас как российскую государственную власть текущего периода. Мы не можем стать ни коммунистами, ни интернационалистами, ни певцами классовой «пролетарской культуры». Будь мы в России, мы, конечно, не превратились бы ни в «красных профессоров», ни в советских публицистов, но сознательно обрекли бы себя на роль государственных «спецов», и на этой деловой почве безболезненно встретились бы с вами».

Для «спеца» необходимы два свойства: лояльное отношение к власти и технические знания. Больше от него ничего и не следует ждать. Он чужд политики, заведомо отказывается от самостоятельной политической деятельности.

Кажется, именно такова «рабочая идея» большинства интеллигенции, ныне сотрудничающей в России с советской властью.

«Смена Вех» становится, таким образом, как бы вольным словом, «бесцензурной речью», рупором этой интеллигенции, не могущей еще ничего говорить, но знающей и чувствующей много, бесконечно больше надменной и пустой эмигрантщины, бросающей камень в каждого, кто «замарал себя касательством к большевикам». Социального базиса для активной политической работы национальной интеллигенции в России еще нет. И, со своей стороны, она не должна во что бы то ни стало играть политическую роль. Решающим и активным фактором благополучного завершения революции окажутся те же элементы («рабочие и крестьяне»), на которых было ориентировано в свое время ее знаменитое «углубление». Путь воссоздания наметят своими конкретными построениями те, кто некогда разрушал. «Новая экономическая политика» — в этом отношении знаменательный симптом.

Спецы не добиваются от коммунистов какого-либо внутреннего идейного перерождения. Им необходима только возможность плодотворной работы на благо страны. Равным образом, и коммунисты не должны требовать от интеллигенции большего, чем она может дать: духовно и органически «сближаться с революцией» она может постольку, поскольку революция спускается к ней с заоблачных высот мечты. Мотивы обеих сторон, ныне «перебрасывающих друг другу мост», достаточно ясны и законны, чтобы их не скрывать. И всякая недоговоренность тут только может повредить делу. Вот почему я счел целесообразным написать эти строки, в которых нет ничего нового для всякого, кто знаком с примиренческой позицией. Но если они случайно дойдут до «Правды», пусть она примет их во внимание.

Эволюция и тактика[125]