Национализация рубля — путь к свободе России

В 1967 году это высказывание — вполне конкретное указание на закрытость информации в СССР. Но если почитать дальше, мысль Сахарова опять заиграет современными красками: «Но свобода мысли в современном обществе находится под тройной угрозой: со стороны рассчитанного опиума "массовой культуры", со стороны трусливой и эгоистической мещанской идеологии, со стороны окостенелого догматизма бюрократической олигархии и ее излюбленного оружия — идеологической цензуры».

[482]

Сколько лет прошло, нет уж СССР, прошли лихие девяностые, прошли тучные 2000-е. А все актуально. И не только про Россию. В Интернете вы найдете десятки мнений людей из разных стран, которые считают, что свобода мысли в их обществе находится под угрозой. Спросите американца, немца, француза: обеспокоен ли он тем, что массовая культура, мещанская идеология и бюрократы угрожают свободе? Каков будет ответ? Да, обеспокоен. Что из этого следует? Ничего.

«Андрей Дмитриевич был идеалистом», — пишет в предисловии к книге его жена Елена Боннэр. Чистая правда, так и есть. Физик-ядерщик с обостренной совестью. Реакция на это его внезапное «обострение» у руководства СССР была мягкой, потому что первая политическая работа Сахарова была наивной и прожектерской. Ее главный смысл поймет каждый, кто видел мультфильм про кота Леопольда. «Ребята, давайте жить дружно» — вот суть мыслей Сахарова в этой статье. А иначе всему живому на планете наступит «пушной зверек». Как физику, Сахарову это вдвойне ясно: он приводит количественные данные о мегатоннах и количестве зарядов. «Для человечества отойти от края пропасти — это значит преодолеть разобщенность»,

[483]

— пишет академик. Разве это неправильно? Нет, всё так. Только как преодолеть эту разобщенность?

Сахаров давал вполне конкретный ответ на этот вопрос до последних дней своей жизни: «Конвергенция (сближение) социалистической и капиталистической системы, сопровождающаяся встречными плюралистическими процессами в экономике, социальной сфере, культуре и идеологии, — единственный путь радикального устранения опасности гибели человечества в результате термоядерной или экологической катастроф». [484]Кто сейчас помнит слово «конвергенция»? С кем сегодня сближаются США, оставшиеся единственной сверхдержавой? Ни с кем. Что хотят, то и творят в мировом масштабе. Плюют на международные законы. Разве это «по-сахаровски»? Вместо сближения, той самой конвергенции, произошла сдача нашей страны ее геополитическому сопернику. Такого сценария не мог ожидать ни этот противник, ни гуманисты, ни политики. Поэтому в 1989 году Сахаров пишет вовсе не о неизбежности капиталистического развития России, которое современные либералы позднее назовут неизбежностью «победы свободы». Академик призывает осуществить все это «торжество демократии» при социализме у нас и при капитализме у них. Но кто из либералов читал Сахарова? И речи нет в сахаровских трудах об одной-единственной правильной модели развития человечества.

«Международная политика должна быть всецело пропитана научной методологией и демократическим духом», — писал Андрей Дмитриевич. Красиво. Но какое отношение это имеет к реальной жизни и реальной политике? Когда в истории политики пропитывались «научной методологией и демократическим духом»? Может, именно страшный СССР всем мешал так поступать? Так его уже нет. А политика по-прежнему — сплошная грязь, обман и страшные тайны. У самых демократических стран. США и Британия вторглись в Ирак, якобы зная о наличии у Саддама Хусейна оружия массового поражения. Это что? Это агрессия в чистом виде. Она ничем не отличается от действий Адольфа Гитлера. Фюрер говорил, что поляки напали на Германию, и поэтому он вынужден, защищаясь, отдать приказ перейти польскую границу 1 сентября 1939 года. Защищаясь от Саддама Хусейна — нападают на Ирак. Что самое забавное — ни химического, ни бактериологического, ни тем более ядерного оружия в Ираке так и не было найдено. И что? Где всеобщее осуждение? Где осуждение этого беспредела с сахаровской принципиальностью?