НАЦИОНАЛИЗМ И ПРОМЫШЛЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Нельзя понять, почему стали возможными политические цели революционных Преобразований Петра Великого и позже большевизма, направленные против традиционного мировосприятия огромного, подавляющего большинства русского населения, если не видеть причины в средневековом земледельческом умозрении русского народа. Преобразования эти стали возможными вследствие острейших общегосударственных кризисов, выход из которых был только на пути постановки недвусмысленной государственной задачи осуществить проведение Реформации православного умозрения русского народа. Если смотреть в корень вопроса, то так или иначе приходится признать: и Пётр Великий и большевизм боролись за революционное создание в России необходимых условий для городского

промышленного развития, как единственного средства предотвращения краха государственности. Поэтому они и получали доступ к рычагам управления государством. И они вынуждались обстоятельствами посредством государственной власти насильственно утверждать в России социально-политические, культурные достижения западноевропейской цивилизации, а при необходимости беспощадно подавлять сопротивление земледельческого народно-православного сознания населения страны. Различия лишь в том, что Пётр Великий смог обозначить и начать стратегию Реформации православного мировоззрения Верхов, и его Преобразованиями удалось добиться реформирования традиций мировосприятия только боярской аристократии и дворянства, отчасти разночинцев, – но к началу ХХ века этого уже было недостаточно для выживания государства. А большевизм идеологически подготовил и провёл революционную городскую Реформацию земледельческого мировоззрения Низов, то есть насильственную рационализацию умозрения собственно огромных масс русского народа, тем самым обеспечивая ускорение индустриализации России за счёт быстрого вовлечения в индустриальное производство огромного притока крестьян из русской деревни.

“Русская идея” до сих пор проигрывала все идеологические и политические сражения западникам

именно потому, что она ни единожды в трудах главных своих мыслителей не поднялась до осознания причинно-следственной зависимости выживания Государства в мире постоянного роста могущества промышленных держав от накопления промышленного могущества в России. Славянофилы ни разу не поставили вопроса о зависимости выживания Государства от динамизма промышленного развития России, о средствах преобразования земледельческого, почвеннического умозрения русских в городское.

Не одна только Россия державной волей государственной власти изменяет земледельческое умозрение своего народа ради ускоренного промышленного развития. И Китай, и Индия, - древнейшие цивилизации напряжённо и мучительно реформируют своё мировоззрение, меняют сами себя. Не говоря уже о других странах. Но удаётся это лишь там, где сложились исторические традиции сильного государственного сознания государствообразующего этноса. Только такие этносы, насилуемые Государством ради выживания в качественно новых исторических условиях существования, только они доказали, что, подстраиваясь под европейский капитализм, способны сохранить свою существенную,

архетипическую идентичность в объективно складывающемся мире полного господства западноевропейской цивилизации, не поглощаясь ею в качестве колоний или полуколоний.

И лишь когда “русская идея” политически сольётся с насущной потребностью российского государства в быстром прорыве к современному качеству промышленного развития, когда она даст прогрессивную и перспективную идеологию создания городского общественного сознания, адекватного требованиям постиндустриального промышленного производства, – только тогда она окажется жизнеспособной и политически воплощаемой. Но в таком случае, что же останется от противопоставления “русской идеи” и западноевропейской цивилизации? Где в таком случае та пропасть, которая должна якобы их навечно разъединять?

Не противопоставление, а наоборот, слияние с этой цивилизацией и обгон того застойного качества её, какой наблюдается ныне в Европе, превращение России, русской постиндустриальной цивилизации в лидера грядущей научно-промышленной цивилизации, в её локомотив, – вот единственная возможная цель “русской идеи”, если она намерена стать чем-то большим, нежели метафизическое кабинетное или кухонное словоблудие.

4.