Национальность – одессит (СИ)

— Расслабься, они сами по себе, а ты будешь сам по себе. Если не ошибаюсь, жандармам не положено состоять в политических партиях, — произнес я и поинтересовался: — Они знают, что ты раньше был анархистом?

— Нет, — ответил он.

— Это ты думаешь, что нет. Поэтому не ври, а то выгонят сразу: раз соврал — два соврешь. Скажи, что по молодости и глупости примкнул к анархистам, хотелось романтики, приключений, а потом понял, кто они такие, и ушел, несмотря на то, что грозились убить и даже покушались. Жандармы знают, что один битый стоит двух небитых, — посоветовал я.

— Ладно, — как-то не очень уверенно произнес Игнат Картузов, выкинул бычок в каменную урну и произнес решительно: — Пойду сдавать экзамен!

— Ни пуха, ни пера! — пожелал я, как охотнику.

— К черту! — традиционно послал он.

Больше мы не встречались, но от общего знакомого узнал, что Игнат Картузов получил диплом и уехал в Санкт-Петербург. Если пройдет отбор и подготовку, то до тысяча девятьсот семнадцатого года будет жить хорошо, а после, если не сгинет в Гражданской войне, или будет повешен, или окажется в эмиграции.

101

Куяльник уже стал грязевым курортом. На обоих берегах лимана расположены дачи и лечебницы, в которых можно снять номер на любой срок и кошелек. Туда ходит поезд несколько раз в день. Я доехал на пролетке. День был приятный во всех отношениях. На Одессу теплой женской грудью навалилось бабье лето в желто-красном сарафане.

Раньше я бывал только на Пересыпи, которая отделяет Куяльник от моря. Курорт не интересовал меня ни грязями, ни минеральной водой. Мы приезжали в женские общежития, в которых жили работницы многочисленных заводов, расположенных на там. Заходили с риском для жизни через окна второго-третьего этажей, что делало мероприятие намного интереснее, а частенько это был единственный увлекательный момент. Жили девушки по несколько, до шести, человек в комнате, и желания у них не совпадали. Те, кто был без пары, боролись, как умели, за справедливость: так не достанься же ты никому!

Адрес я не знал, зато прохожие без раздумий показывали Павлину, куда надо везти барина. Это был длинный двухэтажный дом с высокими стрельчатыми окнами, рядом с которым находились одноэтажный поменьше для прислуги и конюшня. Территория огорожена черными стальными прутьями-пиками на каменном фундаменте, замысловато скрепленными металлической виноградной лозой с маленькими листочками. Ворота нараспашку, но в проезде стояли два охранника: один красномордый ростом и в плечах под два метра, другой поменьше с картонной папочкой в руке. Последнему Павлин назвал мою фамилию.

Тот, заглянув в папочку, проверил по списку, после чего спросил кучера:

— Сразу уедешь?

— Нет, буду ждать барина, — ответил Павлин.

— Тогда стань рядом с конюшней, — распорядился охранник.

Крыльцо главного входа было полукруглым в четыре ступени из белого греческого мрамора под жестяным навесом зеленого цвета. В вестибюле, обшитом дубовыми панелями, седой старик в зеленой ливрее принял у меня шляпу. Другой, помоложе, открыл дверь в зал.

Внутри было роскошно, но не ахти. Разве что две большие позолоченных люстры с висюльками из кварца производили впечатление. Публика — десятка три человек, разбитых на группы по интересам — тоже не сливки общества. Так понимаю, здесь второй или третий эшелон одесской буржуазии. Нувориши поколение первое. Все в возрасте от тридцати пяти. Я уж подумал, что неправильно понял, зачем меня сюда позвали, когда увидел через окно в противоположной стене двух девиц, игравших в бадминтон на зеленом газоне.

Матвей Яковлевич представил меня своей жене Агафье Никаноровне, полной даме в свободном бирюзовом платье и с выкрашенными хной волосами, зачесанными наверх под башню из чужих ярко-рыжих. Я поздравил ее с днем ангела. Она окинула меня оценивающим взглядом, как щенка от внеплановой вязки, пытаясь, наверное, понять, пошел ли я в породистую маму, а если нет, то кто был моим папашей. Не знаю, что она решила, но протянула для поцелуя пухлую руку с тремя золотыми перстнями, два с рубинами и одним с янтарем, пахнущую лавандой. Пришлось приложиться.

— Иди в сад, молодежь там, — предложил хозяин дома.

Я взял у лакея с подноса бокал с шампанским и вышел черед другую дверь на коротко подстриженный, зеленый, плотный газон, пружинивший под ногами, по периметру которого подстриженные кусты и фигурно подрезанные туи. Кроме двух девиц-бадминтонисток, подпрыгивавших так, чтобы подолы светлых платьев подлетали и открывали их лодыжки как можно выше, присутствовали еще три в компании трех юношей, среди которых был Михаэль Шютц.

— Александр, иди к нам! — позвал он.

В костюме юноша выглядел не так выразительно, как в студенческой форме, в которой я привык видеть его. Как подозреваю, из него не получится ни бизнесмен, ни даже инженер-химик, ни, тем более, ученый, но после окончания университета будет вынужден помогать отцу, пока не подрастет младший брат, который учится в гимназии в предпоследнем классе.