Наука и лженаука

По Гусейнову в Союзе с наукой было все в порядке, а плохо стало только благодаря постсоветским реформам и нынешняя направлена на то, чтобы доломать, что еще не доломано. Представление о том, что в Союзе с наукой было все хорошо, он подкрепляет цитатой из речи самого Ливанова. Не знаю, насколько точно цитата, вырванная из контекста, передает то, что хотел сказать министр, но в Союзе было хорошо с наукой только в сравнении с ее нынешним состоянием (что, возможно и имел в виду Ливанов). Хотя достижения советской науки в определенных областях никак нельзя отрицать, но эффективность ее в целом была в разы ниже, чем на Западе. Не затихший еще скандал вокруг липовых научных званий и диссертаций, по ходу которого высветилась информация о масштабах этого безобразия не только сегодня, но еще и в советское время, хорошо иллюстрирует это. Не стоит забывать также высказывания о советской науке таких ее корифеев, как Капица, который говорил об «аракчеевщине», царящей в ней. Или о невозможности пробиться и получить признание в Союзе важным научным открытиям до того, как они будут признаны на Западе. История с советскими генетиками и Трофимом Лысенко хорошо иллюстрирует и эту невозможность, и аракчеевщину. И таких историй можно привести еще множество.

Заметим еще, что говорить о достижениях советской науки, хотя бы относительных, можно только в сфере естественных и точных наук. Что касается гуманитарной сферы и особенно философии (которую как раз и представляет Гусейнов), то здесь жесткая идеологизация (шаг вправо, шаг влево от марксистских догм считается попыткой к побегу) приводила к полнейшему застою и средневековому маразму с заменой «святая церковь учит, что…» на «марксизм учит, что…».

Казалось бы, провозгласив, что в Союзе с наукой все было хорошо, Гусейнову остается только призвать к возврату к этому идеальному прошлому. Но это ему, равно как и другим господам философам из нынешней философской верхушки, не совсем удобно. Дело в том, что верхушка эта во главе с директором Института философии В. Степиным состоит преимущественно из философов, которые и при советской власти возглавляли философию. И, естественно, по долгу службы, хором пели марксистский «отче наш» и предавали анафеме каждого, кто пытался хоть на миллиметр отклониться от марксистской ортодоксии в ее последней трактовке, спущенной из идеологического отдела ЦК КПСС. Но мало того, после развала Союза они все, как один, дружно предали марксизм и стали молиться тем философским западным идолам, которых раньше предавали анафеме. И в силу суматохи и неразберихи, царившей после развала Союза, и их корпоративной сплоченности, это сошло им с рук. Никто им даже не попенял на эту их философскую гибкость необыкновенную. Но совершить еще один кульбит на 180 градусов и вернуться назад к ортодоксальному марксизму сегодня, когда народ уже не такой из-за угла мешком пришибленный, как в свое время, это уже чересчур неудобно и даже рискованно. К тому ж и выгоды от такого возврата им никакой и даже наоборот. Тогда у власти была КПСС, которая и бросала им за преданную службу подачки со своего стола. А кто ж теперь им станет платить за ортодоксальный марксизм, который к тому же за последние 20 лет они успели пооблаять (дабы не отстать от века)? Это не говоря о том, что теперь кое-какие крохи им перепадают в виде грантов и т. п. из тех или иных западных источников и, естественно, при реверсе назад в марксизм они этих крох лишатся.

Поэтому Гусейнов скороговоркой так, между прочим, проговаривается, что не все там в этом лучезарном советском научном прошлом было идеально, были и отдельные мелкие недостатки, как то «идеологически мотивированная изолированность прежних лет». Причем при общей деградации российской науки в последние 20 лет, как раз вот этот маленький недостаток успешно преодолен и не кем-нибудь, а именно господами философами. Т. е. они не колебались вместе с линией партии весь советский период, а когда эта партия потеряла власть, перекинулись в лагерь своих бывших идейных противников, а, оказывается, двинули дальше российскую философию, выведя ее на уровень современной мировой. (Той самой современной мировой, чти западной, которую они раньше крыли непотребными словами, отрицая за ней вообще право называться наукой).

Но может не надо быть таким ригористом и судить слишком строго господ философов за их гибкость необыкновенную? Ну, время было такое, сами знаете, (правда, если оно было такое, то зачем говорить, что тогда все было хорошо и призывать вернуться туда). И все были такие (тоже вранье: были диссиденты, которые боролись с советской властью, и еще больше было просто порядочных людей, которые не боролись, но хоть не писали того, что они не думают, в угоду власти и корысти для). Но допустим и простим. Но как тогда можно на одном дыхании писать и такое: