Наука о войне (о социологическом изучении войны)

«Застигнутый врасплох противник не защищается — он старается бежать, и бой лицом к лицу, один на один, при помощи первобытного оружия, топора или ножа, столь страшного для неприкрытых врагов (то есть не имеющих предохранительного оружия), крайне редко встречается; он может происходить только между врагами, внезапно напавшими друг на друга, причем, для обоих победа — единственное спасение. И то… в случае подобного нечаянного нападения спасение возможно еще при отступлении, бегстве того и другого; и к этому прибегают нередко»[86].

Стремление бойца уклониться от опасности, упразднив насколько возможно борьбу, доказывается всей историей развития оружия. Весь смысл этой истории может быть выражен в нескольких словах — человек ухитряется убивать врага, избегая быть убитым. Он выходит с окованной палицей против кола, со стрелами против палицы, со щитом против стрел, со щитом и кирасой против одного щита, с длинными копьями против коротких, со стальными мечами против железных, с вооруженными колесницами против пешего человека и так далее. Он изощряется в изобретении ружей и пушек с возможно дальним боем, для того чтобы отдалить от себя борьбу.

Всякое действие человека есть приведенное в исполнение его стремление (желание) — произвольное или непроизвольное. Когда стремление одно, то оно легко становится непосредственным толчком к действию и тогда последнее становится простым волевым актом (импульсивным). Но обыкновенно в душе человека возникают одновременно несколько желаний, подчас противоречивых между собой.

Столкновение различных желаний и сопровождающих или вызывающих их чувств между собою составляет так называемую борьбу мотивов.

Нельзя не упомянуть о том значении, которое имеют чувства в деятельности человека. Мотивы обдумываются, взвешиваются, а чувство бросает на чашу весов всю тяжесть собственного влияния[87].

Стремление бойца «победить» присуще бойцу до вступления его в бой. Но обстановка боя с присущим ей непременным элементом — опасностью порождает в душе человека другое стремление «избежать опасности»; мы только что рассматривали, как это стремление бойца «избежать опасности» вносит поправку в проявления борьбы; эту поправку можно выразить следующими словами — «победить при наименьшем риске». Но с увеличением опасности в бою оба мотива вступают уже в резкий конфликт; формула «победить при наименьшем риске» не может уже примирить их. Стремление «избежать опасности» — становится тогда почти равнозначащим «уклониться

от боя». Если стремление бойца «победить» — считать положительным мотивом, то стремление бойца «уклониться от опасности» является отрицательным мотивом.

Эта борьба двух противоречивых стремлений представляет собой в полном смысле драму.

Насколько эта борьба мучительна, мы можем видеть из того, что бывают случаи самоубийства в бою. Случаи же умышленного членовредительства являются вовсе не редким явлением.

Большинство бойцов хотя и участвуют в бою, но действуют машинально. Они затратили столько энергии во внутренней борьбе против инстинкта самосохранения, что у них не хватает уже духовных сил для самодеятельности. Эти бойцы нуждаются в импульсе извне, в возбудителе. Этот импульс дают им те немногие храбрые люди, которые сохраняют спокойствие разума и запас энергии.

Отрицательное стремление бойца есть производная от опасности. Опасность же по мере сближения с противником все увеличивается, вследствие этого и отрицательное стремление бойца с течением боя получает все большую и большую силу. Когда его сила возрастает настолько, что она становится больше победного стремления бойца, тогда наступает кризис воли: человек решается — уклониться от боя.

Как велико бывает число этих «уклонившихся» можно заключить из примера, цитированного Арданом дю Пиком в его «Исследовании боя».

«Возьмем Ваграм^{23}

, где его (Наполеона) масса не была отброшена; из 22 000 человек — 3 000 дошли до позиции, одним словом, дошли по назначению… Недостающие 19 000 выбыли из строя? Нет, 7 тысяч из 22, то есть одна треть (огромная пропорция), могли быть перебиты; что же случилось с остальными недостающими 12 тысячами? Они попадали, легли на пути, притворились мертвыми, чтобы не идти дальше»[88].

А ведь это были солдаты наполеоновской армии, слава о которой прогремела по всему миру.

Для того чтобы показать, что существо рассматриваемого нами здесь вопроса осталось неизменным и в войнах новейшего времени, я приведу примеры из них.

Вот воспоминания командира одного из французских пехотных полков, воевавшего в 1870–1871 гг.[89]