– Господи, у меня просто не укладывается в голове… – пробормотал Гриша.
– А у меня так прекрасно укладывается, – заметила Софи. – Покажи-ка мне лучше записку, которую она тебе оставила.
Гриша протянул Софи лежащий на столе клочок бумаги.
«Сил моих больше нету так жить. Кончаю свою распроклятую жизнь и в смерти моей прошу никого не винить. Позаботьтесь о дочке моей, Людочке. Грешная везде – Груша Домогатская-Воробьева.»
Прочитав записку, Софи передала ее Наде.
– Ну что ж, – сказала она. – С этим понятно. А как узнали, что она именно утопилась?
– На берегу Тары урядник нашел ее одежду, – вздохнул Гриша, не в силах, после открывшегося, произнести имя умершей жены. – А мальчишки даже след от вывороченного камня отыскали, который она, видать, к себе привязала, чтобы наверняка… Потом… искали ее, но Тара – речка неспокойная, с омутами, водоворотами… Не нашли…
– И что… – обдумав услышанное, спросила Софи. – Кроме этой одежды, больше ничего из дома не пропало?
– Конечно, не пропало, Софи. Что тебе в голову пришло? Люди, когда идут топиться, ничего с собою не берут…
– Вот это и вопрос, – себе под нос пробормотала Софи. – А что ж одежда? Ты ее сжег? Выбросил?
– Да вон она лежит, на лавке, – кивнул Гриша, весь во власти тягостных дум. – Платок, юбка, кофта, ботинки… Урядник принес, а я и не знал, что делать…
– Хорошо… Гриша, нам тут задерживаться, как ты понимаешь, нельзя… У тебя вещи, твои и Людины, собраны? Или, я так понимаю, не до того…
– Собраны, – вдруг сказал Гриша. – Она собрала все, как будто бы собиралась ехать… Наверное, чтобы я не заподозрил ничего… Если бы я мог догадаться! Но я же только о себе…
– Ладно, ладно… Вещи, значит, собраны… Ну, хорошо… А где Грушин узел? Мы его с собой брать не будем, конечно. НО ты мне позволишь взглянуть?
– Взгляни… Но зачем тебе, Соня?
Софи не ответила. И лишь много позже, когда под покровом темноты собрались выходить, задала брату всего один вопрос:
– Скажи, Гриша, а у Груши сапожки были?
– Были, конечно, – удивился Гриша. – Такие, с красными голенищами… А почему ты спрашиваешь?
В повозке Гриша некоторое время плакал на пару с дочерью, а потом вместе с нею же и задремал.
Надя и Софи лежали на соломе, на расстеленном армяке, подложив под головы тюки с вещами, и смотрели на звезды.
– Господи, как это страшно все получилось… – медленно сказала Надя. – Она кого-то убила, мучилась все эти годы, и он мучился, а теперь она утопилась, оставила девочку…
– Она не утопилась, Надя, – спокойно сказала Софи. – Просто решила все начать с чистого листа. Я только надеюсь, что мои пути с нею больше не пересекутся. Иначе я за себя не отвечаю…
– Но отчего же ты знаешь?! – изумилась Надя.
– Во-первых, я немного знаю Лауру. Это все… как-то не в ее духе. Она очень живуча. Во-вторых, рассуди сама: зачем раздеваться едва ли не догола, если решил утопиться? Только для того, чтобы следы оставить, иначе не объяснить. Она написала записку, пришла на берег, переоделась в заготовленную заранее одежду, выворотила и кинула в воду камень… Вполне допускаю, что у нее был сообщник, какой-нибудь разбойник или даже крестьянин, которому она платила за содействие привычным ей способом. Само собой, Гриша не проверял ее гардероб и наверняка даже не знает, что в нем было. Денег он тоже считать никогда не умел, и она постепенно смогла что-то отложить. Мой приезд только ускорил все, да и ее письмо ко мне наверняка было уловкой хотя бы отчасти… Но осталась улика…
– Какая же?
– В это время года в деревне ходят, как ты заметила, в сапогах. Груша же по легенде пошла топиться в ботинках. Это просто объяснить. Сапоги у нее были одни, и она никак не могла оставить их на берегу. В узле с вещами, и в доме их тоже нет. Стало быть, она в них уехала…
– В голове не укладывается, – пробормотала Надя. – Девочка…
– Тащить с собой такую обузу Лаура не могла. И, зная о моем приезде, была уверена, что девочку никто не бросит, о ней позаботятся. Теперь вот ты уедешь с Гришей, а мне придется тащить ее с собой в Егорьевск, а потом – в Петербург. Не сказать, чтоб я от этого была в восторге. Тем более, что Люда – ну просто вылитая Грушенька. От Гриши там только лоб, пожалуй… Но я тебя, Надя, прошу: ради Бога, ничего не говори Грише о моих предположениях. Пусть он думает, что Груша окончательно и бесповоротно утопилась!
– А что? Ты думаешь, что после всего он стал бы ее искать?
– Не знаю… И думать об этом не хочу! – отрезала Софи. – Утопилась так утопилась! Хватит нам Людочки на память…
Глава 29
В которой Софи встречает бывшую попадью Фаню и вместе с ней слушает проповедь. Здесь же в избушку слабоумного Егорки Щукина заглядывает счастье