Навечно в грёзах (СИ)

— Использовал, значит? И как же? Мне интересно узнать. — Безжалостно выдёргивает из меня прутья один за другим, не давая в промежутках вдохнуть, и со звоном швыряет их на бетонный пол темницы. Разозлилась. Понимаю. Есть, на что. — Сексом со мной занимался? Так, помнится мне, я не сильно страдала во время нашей близости. Это ещё надо посмотреть, кто кого использовал.

Сама бесится и меня взбесила. Не, ну это же надо быть такой упёртой? Мне, что, её открытым матом послать, чтобы до неё дошло наконец и она убралась отсюда? Ладно… ЛАДНО! Попробуем по-другому.

— Однако я добрался-таки до Аваллона. Ты жива и даже намерена уговорить брата заключить военный союз с Виланом. Если посмотреть с этой стороны, я безукоризненно выполнил все приказы своего Короля и ещё, как бонус, потрахался с принцессой Арнорда.

Специально назвал её так официально, чтобы задеть посильнее. И, может, хоть сейчас она уберётся из темницы, пока сюда не пожаловал её братец. Охрана наверняка уже донесла ему, что здесь происходит.

Пока я тут переживал за её задницу, она намеренно надавила на стальной штырь в спине, и он проткнул меня насквозь. Ебануться можно от жгучей пронзительной боли! Вот же стерва! Ахереть — характер! Демонстративно наигранно произнесла: «Ой… я случайно» — и, обойдя, встала передо мной, злорадно улыбаясь.

Неотрывно и нагло глядя мне прямо в глаза, сквозь зубы процедила: «С принцессой Арнорда, значит, трахался…», — схватилась за штырь, торчащий из моей груди и медленно вытянула. Как только он со звоном упал на пол, я с облегчением выдохнул, а она ехидно улыбнулась.

— Слушай, демон, а спереди вытаскивать штыри намного интереснее. Так я могу лицезреть на твоём лице гримасу боли. Хм-м-м… — Игриво прошлась пальчиками по моему израненному торсу. — Может, мне и остальные вытаскивать подобным образом? Сначала протыкая тебя насквозь, а после, медленно и хорошо поковырявшись, вынимать их. А что? Неплохая идея. Девушка, которая безумно любит тебя, наверняка бы не стерпела воочию видеть твои страдания. У неё попросту разорвалось бы сердце. Как ты думаешь, как поступит принцесса Арнорда, которую ты трахал?

С вызовом, но молча посмотрел ей в глаза. Нет. Ничего не скажу. Пускай сама решает. Смотрит на меня своими ведьмовскими голубыми очами и завораживает. А секундой спустя вернулась за спину и продолжила выдёргивать из меня прутья. И, может, я сумасшедший или уже в больном бреду, но мне показалось, что теперь она делала это более осторожно, стараясь не причинить мне боли.

Любит. Всё ещё любит. От осознания этого адреналин хлынул в кровь и у меня появились силы стойко выдержать мучения до конца, до последнего ржавого штыря. Всё это время я, как полный дурак, счастливо скалился так, что мышцы лица онемели, а боль отступила на второй план. Моя Амайя. Она — моя личная анестезия. Она — моё всё.

Как только Незабудка вытащила из меня все железяки, принялась исцелять оставленные ими увечья. Её нежные тёплые ладошки поочерёдно переходили от раны к ране, пока не залечили всю спину. И как я ни сопротивлялся, ссылаясь на скорую демоническую регенерацию, мою упрямую Ами было не остановить.

Явно вымотанная исцелением, уставшая, но такая прекрасная Незабудка обошла меня кругом и, оглядев внимательным, заботливым взглядом, убедилась, что исцелять больше нечего. Все следы побоев, оставленные палачами, быстро затянулись от демонической регенерации, а, может, от осознания, что мои чувства к ней взаимны. Не знаю. Знаю лишь, что, когда она рядом, я готов горы крушить, готов войну развязать, готов на всё, что угодно, лишь бы она была в безопасности.

Амайя вымыла окровавленные руки в воде, принесённой в жестяном ведре на случай, если я во время пыток отключусь раньше времени. И уже вымытая села передо мной на лавку около решетки клетки.

— И давно тебя так пытают?

Нихуясе… А она не в курсе? Вот тебе и на…

— Разве это имеет значение?

Вскинула голову и громко выпалила:

— Имеет!

Ну, раз имеет, почему бы и не сказать? Тем более, если не скажу, она начнёт расспрашивать охрану, а та с радостью сообщит, за что пытают. Об этом ей знать необязательно.

— С того дня, как мы виделись в последний раз.

— За что?

Ну, вот. И что сейчас делать? Снова лгать. Ненавижу ложь! Ненавижу лгать ЕЙ! Надо. А иначе она меня возненавидит. Я не могу её потерять. Не сейчас, когда только обрёл.

— В смысле: за что? Наверное, потому, что я пленник.

Постарался съехидничать как можно естественней, и она поверила. Амайя поникла и уставшим, родным голосом произнесла:

— Ты же не думаешь, что это я приказала…

Перебил её. Не хватало ещё, чтобы она себя винила.

— НЕТ! Я так не думаю. Это всё твой ревнивый будущий муж.

Молчит. Знает, что прав. Почему не уходит? Исцелила ведь уже. Чего она ждёт? Сидит, облокотившись о решётку, и смотрит проницательным взглядом. Будто силится прочесть мои мысли. Ну, заебись! Помолчим.

Уже спустя пару минут игры в гляделки первая прервала молчание.

— Ещё не передумал о моём предложении бежать?