Навеки твоя

— Продолжай, — подбодрил его Лахлан. — Что ты хотел сказать?

— Да, милорд. Вчера вечером на галерее музыканты шептались о том, что весь этот спектакль придумала какая-то благородная дама. Но в такую бессмыслицу, — поспешно добавил он, — может поверить только последний болван.

— И как же зовут ту леди, которая якобы сочинила этот фарс?

— Ой, не знаю, — признался Нед Фрейзер. — Остальные музыканты тоже не поверили. По крайней мере, никто не стал ломать голову над тем, кто она такая, решили, что это пустая болтовня.

Лахлан поверил в то, что юноша говорит правду, и, кивнув в сторону двери, дал ему понять, что разговор окончен.

— Можешь идти, парень, — сказал он и протянул музыканту пятишиллинговую монету.

Нед поспешно удалился, а Лахлан, наклонившись, взял перчатки для верховой езды, которые лежали на стоге сена. Выпрямившись, он увидел, что возле стойла, всего в нескольких шагах от него стоит маркиз Личестер. Позади, возле огромных ворот конюшни, топтались два здоровенных крепких солдата из его охраны, которые должны были предотвратить нежелательное вторжение посторонних.

С воинственным видом шагнув вперед, английский дворянин упер руки в боки и уставился на Лахлана. Он был вооружен: с одной стороны к его поясу был пристегнут широкий меч, а с другой кинжал. Камзол из черного бархата стягивал его мощную грудь бочкообразной формы, а длинные мускулистые ноги были обтянуты плотными лосинами.

— Я пришел, чтобы честно предупредить тебя, мерзкий выродок, — злобно прорычал маркиз.

Широкоплечий, крепкого телосложения, ростом, правда, ниже Лахлана, он держался с уверенность рыцаря, который только и делает, что упражняется в военном искусстве. Хлопнув перчатками по ладони, шотландец двинулся к пылающему от гнева господину и, подойдя к нему почти вплотную, остановился.

— Говори, зачем пришел, Личестер, да побыстрее. Мне сегодня целый день придется скакать верхом, и я должен отправиться в путь ровно в назначенное время.

Враждебный тон Лахлана окончательно вывел из себя Эллиота Броума, и он сжал рукой эфес своего меча.

— Графиня Уолсингхем обещана мне, — заявил он, презрительно усмехаясь. — После возвращения из Шотландии мы с ней поженимся. Поэтому держись от нее подальше. Она не пара такому ничтожеству, как ты.

Личестер явно заблуждался, и Лахлану очень хотелось уесть отвергнутого любовника, сказав, что этой ночью леди Уолсингхем спала не с ним, а с другим, более удачливым в амурных делах джентльменом. Но он не стал этого делать. У него на это было две причины. Во-первых, не в его правилах было подставлять ничего не подозревающего мужчину, направив на него гнев этого грубияна. Во-вторых, это было бы равносильно признанию, что ему нравится обворожительная графиня.

— Если эта леди — ваша невеста, то она даже не станет смотреть в мою сторону, — ответил Лахлан холодновато-равнодушным тоном. — К тому же я никогда насильно не навязываю женщинам свои ухаживания.

Спокойный тон, каким были сказаны эти слова, подействовал на Личестера так, как на быка действует красная тряпка. От злости на висках у маркиза вздулись вены. Даже сквозь густую черную бороду было видно, как побагровело его лицо.

— Ты на что намекаешь? — взревел он, задыхаясь от гнева. — Что ты такое говоришь, парень? Что я навязываю?

Натягивая длинные перчатки, Лахлан смотрел в горящие ненавистью черные глаза англичанина.

— Если уж мы заговорили о представительницах слабого пола, Личестер, то я понятия не имею о том, что вы там с ними делаете, а чего не делаете, — сказал он. — Однако, принимая во внимание ту сцену, которую вы вечером устроили во время танцев, я подозреваю, что вы ухаживаете за женщинами так же неумело, как танцуете павану. А теперь прочь с моей дороги!

Маркиз сжал рукоять меча так, что побелели пальцы, но все же из ножен его не вытащил.

— Помни, что я тебе сказал, — произнес он, скрежеща от злости зубами. — Иначе одним мертвым шотландцем станет больше.

Грязно выругавшись, он повернулся и вышел из конюшни. Его охранники последовали за ним.

Лахлан глубоко презирал тех, кто на поле боя добивал раненых соотечественников. Однако его отправили в Англию для того, чтобы он во время путешествия защитил графиню Уолсингхем от возможных опасностей и невзгод и помог ей добраться до Шотландии живой и невредимой, а не для того, чтобы затевать ссоры с придворными Тюдоров. Если эти двое англичан действительно обручены, он, из дипломатических соображений, будет держаться подальше от вдовствующей графини. В конце концов, утром она ясно дала ему понять, что у нее есть другой мужчина.

Прошло сорок минут. Лахлан с нетерпением ждал, когда леди Франсин Уолсингхем спустится во двор замка Колливестон. Она задерживалась. Впрочем, он предвидел это и понимал, что они отправятся в путь на целый час позже, чем было намечено. Сейчас случай позволяет ему лишний раз убедиться в том, что он достаточно хорошо изучил женскую натуру.