Навязчивость, паранойя и перверсия

Более странным нам кажется другой конфликт – конфликт между любовью и ненавистью. Мы знаем, что зарождающаяся любовь зачастую воспринимается как ненависть, что любовь, которой отказано в удовлетворении, легко обращается в ненависть, и слышим от поэтов, что на бурных стадиях влюбленности оба противоположных чувства какое-то время могут существовать рядом друг с другом, словно соперничая между собой. Однако хроническое сосуществование любви и ненависти к одному и тому же человеку, двух в высшей степени интенсивных чувств, вызывает у нас удивление. Мы могли бы ожидать, что большая любовь давно победила бы ненависть или была бы ею истощена. На самом деле такое дальнейшее существование противоположностей возможно только при особых психологических условиях и при содействии бессознательного состояния. Любовь не смогла уничтожить ненависть, а лишь оттеснила ее в бессознательное, а в бессознательном, будучи защищенной от уничтожения под воздействием сознания, ненависть может сохраняться и даже усиливаться. Обычно при таких обстоятельствах сознательная любовь реактивным образом достигает особенно большой интенсивности, тем самым становясь способной справляться с постоянно возложенной на нее работой – удерживать своего противника в вытеснении. По-видимому, условием этого странного стечения обстоятельств в любовной жизни является очень раннее, произошедшее в доисторические детские годы разделение обеих противоположностей с вытеснением одного компонента, обычно ненависти[68].

Если рассмотреть несколько анализов больных неврозом навязчивости, то сложится впечатление, что такое поведение любви и ненависти, как у нашего пациента, относится к наиболее часто встречающимся, наиболее выраженным, а потому, наверное, к наиболее важным особенностям невроза навязчивости. Но как бы ни было заманчиво свести проблему «выбора невроза» к жизни влечений, все же имеется достаточно оснований, чтобы этого искушения избежать, и необходимо себе сказать, что при любом неврозе в качестве носителей симптомов мы выявляем одни и те же подавленные влечения. Ведь ненависть, которую подавляет и удерживает в бессознательном любовь, играет также важную роль в патогенезе истерии и паранойи. Мы слишком мало знаем о сущности любви, чтобы прийти к определенному выводу; в частности, совершенно не ясно отношение ее негативного фактора[69]

к садистскому компоненту либидо. Поэтому, когда мы говорим: «В рассмотренных случаях бессознательной ненависти садистские компоненты любви были конституционально особенно сильно развиты, из-за этого подверглись преждевременному и слишком основательному подавлению, и, стало быть, наблюдаемые феномены невроза происходят, с одной стороны, от реактивно усиленной сознательной нежности, с другой стороны, от садизма, продолжающего действовать в бессознательном в виде ненависти», – это имеет ценность предварительной информации.

Но как бы мы ни понимали эти удивительные отношения любви и ненависти, их наличие благодаря наблюдению за нашим пациентом оказывается вне всяких сомнений, и отрадно видеть, насколько легко теперь нам понять загадочные процессы невроза навязчивости, связав их с этим моментом. Если интенсивной любви противостоит, связывая ее, почти такая же сильная ненависть, то ближайшим следствием должен быть частичный паралич воли, неспособность принимать решения во всех действиях, для которых любовь должна быть побуждающим мотивом. Но нерешительность недолго ограничивается одной группой действий. Ибо, во-первых, какие действия любящего человека не связаны с его основным мотивом? Во-вторых, сексуальное поведение обладает властью образца, по которому оно преобразует остальные реакции человека, и, в-третьих, психологическая особенность невроза навязчивости состоит в том, что он широко пользуется механизмом смещения. Таким образом, неспособность принимать решения постепенно распространяется на все поведение человека.

Отсюда господство навязчивостей и сомнений

, которые встречаются нам в душевной жизни больного неврозом навязчивости. Сомнения соответствуют внутреннему восприятию нерешительности, которая вследствие торможения любви ненавистью овладевает больным при любом намеренном действии. По существу, именно сомнение в любви субъективно и должно быть самым надежным, которое диффундирует во все остальное и преимущественно смещается на самые индифферентные мелочи[70]. Кто сомневается в своей любви, может, должен сомневаться и во всем остальном, менее значительном[71].