Навязчивость, паранойя и перверсия

«С другой стороны, бог требует постоянного наслаждения, соответствующего условиям существования душ, сообразным мировому порядку; моя задача состоит в том, чтобы раздобыть это ему… в форме наибольшего развития душевного сладострастия; и если при этом нечто от чувственного наслаждения выпадает мне, я вправе присвоить это как некое небольшое возмещение за чрезмерные страдания и лишения, которые мне пришлось пережить за последние годы…» (283).

«…Я даже думаю, что после полученных впечатлений вправе высказать мнение, что бог никогда бы не пошел на попятную (из-за чего мое физическое самочувствие каждый раз вначале значительно ухудшается), а безо всякого сопротивления и продолжающейся равномерностью следовал бы притяжению, если бы для меня было возможным всегда

разыгрывать из себя женщину, лежащую в любовном объятии со мною самим, всегда устремлять свой взор на женское существо, всегда рассматривать изображения женщин и т. д.» (284–285).

Два основных элемента бреда Шребера, превращение в женщину и привилегированные отношения с богом, в его системе объединены женской позицией по отношению к богу. Для нас становится неотложной задачей показать важную генетическую

связь между этими двумя элементами, ибо в противном случае со своими объяснениями бреда Шребера мы окажемся в смехотворной роли, которую Кант в знаменитом сравнении в «Критике чистого разума» описывает как роль человека, держащего решето, в то время как другой человек доит козла.

II. Попытки истолкования

Попытку прийти к пониманию этой истории паранойяльного больного и раскрыть в ней известные комплексы и движущие силы душевной жизни можно было бы предпринять с двух сторон – с бредовых высказываний самого больного и с поводов к его заболеванию.

Первый путь кажется заманчивым с тех пор, как К. Г. Юнг предоставил нам блестящий пример толкования гораздо более тяжелого случая dementia praecox проявлениями симптомов, которые несоизмеримо дальше отстояли от нормы. Высокий интеллект и общительность больного также, по-видимому, облегчат нам решение задачи этим путем. Совсем не редко он сам дает в руки нам ключ, добавляя как бы невзначай пояснение, цитату или пример к тому или иному бредовому изречению или категорически опровергая возникающую у него самого аналогию. Тогда в последнем случае требуется только опустить отрицательную формулировку, как это обычно делается в психоаналитической технике, отнестись к примеру как к чему-то действительному, принять цитату или подтверждение за источник, и мы обнаружим, что обладаем искомым переводом паранойяльного способа выражения на нормальный язык. Возможно, пример этой техники заслуживает более детального изображения. Шребер жалуется на докучливость так называемых «сотворенных чудом птиц», или «говорящих птиц», которым он приписывает ряд весьма необычных свойств (208–214). По его убеждению, они созданы из остатков прежних «преддверий небес», то есть из бывших блаженными человеческих душ, имеют при себе трупный яд и науськаны на него. Они произносят «бессмысленно выученные наизусть выражения», которые им были «вдолблены в голову». Каждый раз, когда они складируют у него свои запасы трупного яда, то есть «назойливо повторяют вдолбленные им фразы», со словами «стервец» или «будь проклят» – единственными словами, которыми они вообще пока еще способны выражать истинные ощущения, – они в какой-то мере растворяются в его душе. Смысла произносимых ими слов они не понимают, но они обладают природной восприимчивостью к созвучию, которое необязательно должно быть полным. Поэтому для них не имеет особого значения, говорят ли:

Сантьяго (Santiago) или Карфаген (Karthago),

китайцы (Chinesentum) или Иисус Христос (Jesum Christum),

вечерняя заря (Abendrot) или удушье (Atemnot),

Ариман (Ariman) или землепашец (Ackermann) и т. д. (210).