Навстречу Нике

Следующим утром толстый и лысый водитель, которого звали Дурдынепес, повёз меня на «газике» в заповедник. Проехав несколько сот километров вдоль границы с Ираном, остановились у какого–то сарая. Возле него в гордом одиночестве стоял верблюд, печально смотрел на близкие предгорья.

— Саид! – позвал Дурдынепес.

Из сарая выбежал пожилой человек в тюбетейке и распахнутом стёганом халате, пригласил нас внутрь, усадил на ковёр, поднёс по пиалушке с чалом – верблюжьим кефиром. А сам отправился куда–то наружу жарить на мангале баранину.

— Неудобно, – сказал я. – Свалились ему на голову. Может быть, обойдёмся чалом и поедем?

— Какой–такой «неудобно»? У него две тысячи овец.

— Сколько?!

— Две тысячи. Считается, колхозные. На самом деле его. Считается, путевой рабочий, отвечает за этот участок шоссе.

— Где же овцы?

— В колхозе. Сын его секретарь райкома.

…В заповедник, одолев крутую горную дорогу, мы прибыли под вечер. Пошёл холодный дождь. Дурдынепес сдал меня с рук на руки егерю и уехал обратно в Ашхабад.

Так я остался один в горах, неведомо где. Улёгся на кошму в сторожке, прикрылся овчиной и уснул.

Неделю прожил я в заповеднике. Если не было дождя, работал над рукописью за столиком возле вольера, за которым грациозно расхаживали две лани, подлечиваемые егерем после того, как их ранили браконьеры. Приустав, разгибал затёкшую спину, бродил среди зарослей. Однажды вспугнул фазана, шумно вылетевшего из–под куста.

— Удавчики на деревьях, – предупредил егерь. – Могут упасть на шею, задушить. Осторожно!

После этого замечания я ограничил круг своих прогулок. Тем более, окрест были скалы, всё время приходилось куда–то карабкаться, оскальзываясь на камнях.

Когда снова начинало моросить, устраивался в сторожке, зажигал керосиновую лампу. Научился у отца Александра, не теряя времени, работать в любых условиях. Как он, когда ехал в электричке, держал на коленях папку, склонялся над лежащим на ней листом бумаги.

Молитва «На начало всякого дела» удивительным образом помогала (и помогает теперь!) при всех затруднениях в моей работе.

Я написал необычно много, и надеялся, что батюшка будет доволен.

В положенный срок за мной приехал всё тот же «газик». Водитель был другой, русский.

Вечером, при подъезде к Ашхабаду, нас обступил снегопад.

— Вот это да! – поразился шофёр. – В ноябре у нас такого ещё не бывало!

Густой снег валил на ещё зелёные деревья, налипал на фонарные столбы.

— Куда вы меня везёте?

— В гостиницу ЦК.

«Ёлки–палки! – подумал я – Здесь со мной возятся, как с писаной торбой. Завтра улечу, и начнётся настоящая жизнь. Собственно, какая из этих жизней настоящая?»

Едва войдя в номер гостиницы, сразу же ринулся в ванную. И услышал телефонный звонок. Шёл первый час ночи.

— Слушаю.

— Наконец–то приехали? – это звонил предсовмина. – Всё было хорошо?

— Отлично. Спасибо.

— Володя! Завтра в шесть утра за вами приедет машина, отвезёт ко мне в городскую квартиру. Вы мне срочно нужны.

— Почему так рано? Я бы хотел выспаться. Вы заболели? Сделали рентген? Камня нет?

— Нет. Не в этом дело, – он положил трубку.

На рассвете разбудил стук в дверь.

За мной приехали.

Укрытый снегом город был похож на седобородого дедушку. Предъявляя паспорт милиционеру возле будочки, я увидел нетерпеливо бежавшего навстречу председателя Совета министров. На нём был беретик и затрапезный спортивный костюм.

— Что случилось? – спросил я, когда он провёл меня на кухню и принялся варить кофе.

— Жена и девочка спят. Вообще будем говорить тихо, – предупредил он. – Что будете с кофе? Сыр? Колбасу?

— Что всё–таки случилось? – шёпотом переспросил я.

— Брежнев умер, – ответил он. – Кто будет вместо него?

Я опешил.

— Почему вы спрашиваете об этом меня?

— Я вам верю, – прошептал он. – Важно знать именно сегодня. Через несколько часов улетаю вместе с правительственной делегацией в Москву. Хотите лететь с нами?

— Нет. Не хочу.

— Понимаете, очень важно знать, как себя там вести… Сосредоточьтесь, у вас получится. Может быть, вам надо помолиться, спросить у Бога?

— Бог в партийные игры не играет. Черненко будет, вот кто!

— Почему? Почему вы так думаете?

— Ежу ясно. Его заранее, несколько месяцев назад, сделали секретарём ЦК, ввели в Политбюро. Разве не так?

— Похоже, что так…

Вернувшись в Москву, я первым делом сел за руль, приехал в Новую деревню, на службу в церковь.

— Живой? – улыбаясь, спросил на клиросе отец Александр. Горячо обнял за плечи. – Сейчас тут, между нами стоит Господь. Говорите, что с вами происходит.

Я исповедался. Сказал, что, наверное, грешен в том, что пользовался возможностями, предоставленными партийной властью. Рассказал о предсовмине.

— После службы обождите меня у кабинета, – сказал отец Александр, нахмурясь.

Но грехи отпустил.

Долго ждал я, пока он отпевал в церкви покойника, разговаривал во дворе с прихожанами. Потом прошёл мимо меня, отчуждённый, словно незнакомый, с каким–то очкариком в кабинет. Наверное, час сидел там с ним.

Проводил его. Принёс из кухни две тарелки с гречневой кашей, чай. Наконец, пригласил.